Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 70 – Арсен Гуссе

Марциал говорил в эту минуту со всей искренностью. Эта непредвиденная встреча глубоко тронула его сердце; заискивания русского князя пробудили его ревность. Кроме того, Жанна была столь прекрасна, горделива, величественна! Не истинное ли торжество – победа над ней? Марциал втайне наслаждался своим счастьем.

– Сегодня мне говорили о вас, – сказала ему Жанна.

– Разве кто встретил меня?

– Видели не вас, но Маргариту Омон, производившую фурор в лесу своими лошадьми, которые, впрочем, подарены ей кем-то другим, а не вами. Вы же, как сказывала госпожа Трамон, платите за ее стол… и квартиру.

– Какая клевета!

– Нет, чистая истина. – И, посмотрев на него с выражением глубокой любви, Жанна прибавила: – И эта истина убьет меня.

В эту минуту госпожа Трамон взглянула на Жанну и Марциала.

«О каком серьезном предмете они разговаривают? – подумала она. – И Жанна бледна как смерть».

Простились, как будто предстояло нескоро увидеться, хотя и было назначено свидание на другой день.

Д’Армальяк осталась наедине с госпожой Трамон, которая убедительно советовала ей не полагаться на лукавые слова Марциала.

– Видите ли, – говорила она, – русский князь неравнодушен к вам; вы рождены быть княгиней; следовательно, нужно действовать сообразно с этими данными и не упускать русского князя.

Жанна придвинулась к камину, будто почувствовала на своих плечах весь снег России.

– Князь очарователен, – отвечала она, – но я не хочу расставаться со своим отечеством.

– Кто же говорит об этом? Князь, вероятно, согласится жить в Париже.

– У каждого человека своя судьба. У меня нет притязания иметь свою звезду, но тем не менее я думаю, что, несмотря на все свои усилия, должна буду покориться судьбе.

– Берегитесь; так говорят ленивцы, подчиняющиеся потоку жизни. После этого можно дойти до того, что позволить похитить себя, успокаивая свою совесть тем, что такова твоя судьба! Подумайте об этом, мой друг.

Купе госпожи Трамон ожидало Жанну, чтобы отвезти ее домой; Жанна поцеловала свою приятельницу и обещала приехать к ней обедать на другой день.

Когда она садилась в экипаж, кучер спросил, везти ли ее домой.

– Да, – отвечала она и, помолчав с минуту, прибавила: – Через улицу Цирка.

Как знаток парижской географии, кучер заметил, что по этому маршруту будет дальше, но тем не менее повиновался.

Зачем Жанна хотела ехать через улицу Цирка? Уж не имела ли намерения посетить Бриансона? Не желала ли прервать его свидание с Маргаритой Омон?

«Я с ума сошла, – сказала она самой себе, садясь в купе, – как достало у меня духу приказать кучеру ехать через улицу Цирка? А что, если разболтает, по какой дороге вез меня домой!»

Она подумала, что приказание ее было очень глупо, так как Марциал, по всей вероятности, еще не вернулся к себе, ибо никогда не ложился спать раньше двух часов.

Экипаж так быстро проехал мимо дома Бриансона, что Жанна едва успела послать мысленно поклон жильцу. Через два дома ей встретилась карета; последняя остановилась у дверей Марциала; из нее вышла женщина.

«Это его любовница», – подумала Жанна, высунув голову из кареты.

Она готова была приказать кучеру остановиться; ее сердце терзали все демоны ревности.

– Вот настоящий ад! – прошептала она.

Возвратясь домой, Жанна зашла к матери, которая уже легла в постель; она думала усмирить бурю в сердце, но провела такую же страшную ночь, как накануне. Не ранее утра впала в забытье, сопровождающееся всеми лихорадочными видениями. Молилась и клялась самой себе никогда больше не видеть Бриансона. «Нет, – говорила она, – я не увижу его больше, он честный человек и отринет прошлое». Потом, царапая ногтями грудь, прибавила: «Но я не забуду».