Онлайн книга «Тысяча и одна тайна парижских ночей»
|
Душа д’Армальяк не проглядывала сквозь земную оболочку; глаза ее не говорили о сердечном волнении. Между тем вальс окончился. Бриансон повел Жанну к ее матери, стараясь затеряться в толпе, чтобы подольше идти с ней под руку. По-видимому, и Жанна не спешила. – Если вам захочется еще вальсировать, позовите меня, – сказал Бриансон. Этот язык не оскорбил ее, но потряс до глубины души: еще немного, и она ответила бы: «Ну что ж! Если буду вальсировать, то позову вас!» Однако она промолчала. – Странно, – продолжал Бриансон, – я приехал сюда для того только, чтобы не быть невежливым в отношении герцогини, и между тем увлекся балом. Представьте, я готов изменить всем своим обязанностям. – Не сомневаюсь в этом, – заметила Жанна с тонкой насмешкой. – Я убеждена, вас ждут ужинать в Английской кофейной или на каком-нибудь балу полусвета. – Совершенно так; сегодня ужин актрис в Английской кофейной и громадный котильон у одной из дам полусвета; меня ждут в обоих местах. – Марциал Бриансон нежно взглянул на д’Армальяк: – Если вам угодно провальсировать со мной три раза, я не поеду ни туда, ни сюда. – Провальсировать три раза с вами? Никогда! Я была бы в отчаянии, что лишу вас обычных ваших удовольствий; я никогда не становлюсь поперек чужой дороги. Торопитесь к этим дамам или девицам: они гораздо веселее меня. – Может, и так, но достоверно то, что я скучал бы в их обществе, если бы вы приказали мне уехать отсюда. – Я ничего не приказываю вам; если вы любите вальсировать, то всегда найдете танцорок у герцогини. Взгляните на этих двух девиц в голубом и розовом. Бриансон огляделся. – Эти девицы! Нет! В эту минуту они подошли к графине д’Армальяк. Бриансон весело поклонился и вручил дочь матери с видом человека, не желающего тратить даром свое время. Жанна была очарована. Маркиз Сатана подошел ко мне. – Не правда ли, она прекрасна? – Да, я готов влюбиться. – Немножко поздно. Она не хотела полюбить меня, но зато протанцевала адский вальс. Мое мщение началось! Несмотря на ядовитую улыбку, лицо дьявола выражало гнев, любовь, ревность. Д’Армальяк, не поворачивая головы, видела, как уехал Бриансон. Известно, что у женщин есть глаза сзади. Идите за одной из них по улице, и женщина увидит, что вы следуете за ней, имея какое-то намерение, становитесь нетерпеливы, колеблетесь, – и ни разу не повернет головы. Жанна вздохнула и прошептала: – Уехал. В самом деле, Марциал сделал знак товарищу; они вышли вместе из салона, как люди, спешащие уехать. Товарищем этим был Рене Марбуа, аудитор в государственном совете, живший только ночью и спавший днем. – Скажи, пожалуйста, – спросил он у Марциала, – будешь ты продолжать знакомство с красавицей, с которой так безумно вальсировал? – О Боже мой, – отвечал Марциал, – быть может, мы танцевали в первый и последний раз. Прежде я почти никогда ее не видел, но несколько знаком с ее матерью, которая любит ядовитые разговоры. Как-то вечером у министра я беседовал с ней о том о сем. Это честная женщина, но язык у нее, как бритва. – У нее прелестная дочь. – Да, но только не мой идеал; в ней слишком много неземного; сейчас казалось мне, будто вальсирую со статуей. – Со статуей! – вскричал Рене. – Ты сейчас свел ее с пьедестала. Еще немного, и эта Галатея запела бы «Эвое» [23], как госпожа Угальд. |