Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 52 – Арсен Гуссе

– Вы похищаете ее только на время вальса, – заметила графиня д’Армальяк, любившая сыпать остротами.

Молодой человек отвечал ей прежней улыбкой и увел Жанну, которая стала еще прекрасней, как будто волшебная палочка пробудила внезапно ее душу.

– Я приехал сюда на одну минуту, – сказал вальсер, – но, увидев вас, желаю, чтобы бал продолжался вечно.

– Вечно! Сколько минут?

– Столько, сколько их сочтется в ночи.

Они закружились в вихре вальса.

В первый раз Жанна была восхищена до упоения. В течение двух зим ей случалось иногда вальсировать, не подчиняясь, однако, магии танца. Она чувствовала, как исчезала ее гордость под жгучими взглядами Бриансона; сердилась на себя за это и тщетно пыталась принять высокомерный вид. У нее потемнело в глазах, сердце волновалось непреодолимым чувством.

Внимание окружающих лиц было посвящено исключительно Бриансону и д’Армальяк. Прочие пары вальсирующих казались только спутниками этих двух блестящих звезд.

Заметили, что молодые люди имели большое сходство. У обоих – неукротимая натура, гордость происхождения, резкость в очертании губ; оба имели повелительный вид. Никто б не взялся предсказать, кто из них останется победителем: мужчина или женщина. Только всегда ли есть восторжествовавший и покоренный?

Весьма редкий случай сводит мужчину и женщину равной силы, одинакового типа и характера. Пословица: «Qui se ressemble s’assemble» ^[22] несправедлива, как всепословицы; сходятся крайности, противоположности: брюнет любит блондинку, деятельный – ленивицу, шутник – простушку, утонченный – глупенькую.

Бриансон и д’Армальяк могли и не ужиться. Однако дивно ладили во время вальса, то поэтического, то страстного и пылкого.

Женщины продолжали разговаривать о красоте д’Армальяк. Так как в парижских салонах почти все они небольшого роста, то отмечали, что девушка слишком высока, но прибавляли, что у нее античный профиль, то есть красота статуи. Немногие понимают красоту: для большинства людей некрасива та женщина, в лице которой нет жалкого чувства и мелкого выражения. Нужно уметь вести беседу глазами, самими взглядами, придавать лицу сообразное с обстоятельствами выражение, одним словом, наряжать свое лицо. Благодаря Богу д’Армальяк обладала чувством высокого и потому не могла кроить свое лицо согласно случаю; для нее дороже было простое благородство или благородная простота; характер ее красоты был иной, очень редкий у блондинок: бледность со слабым румянцем, не мертвенная, но живая; жизнью дышали уста, душевный огонь горел в глазах: взгляд ее был молния. Руки и ноги совершенны по форме; очертания их отличались грацией; плечи были несколько полны, руки несколько длинны. Поэтому, когда говорили о дружбе д’Армальяк с женой министра, одна злоречивая женщина не преминула сказать: «У этой девицы слишком длинные руки». Обвиняли девушку в том, что у нее есть родинка около глаза, будто бы сделанная ляписом, но обвинение это было клеветой – Жанна употребляла все средства, дабы уничтожить эту, как говорила она, порчу своего лица. Она любила изысканный, но не искусственный ум. Не знаю, имела ли она много дурных привычек, но любила хмурить брови, как Юнона в отсутствие Юпитера. В эти минуты красота ее почти исчезала. Пропадала не только прелесть выражения, но портилась и чистота линий. Увидев себя тогда в зеркале, девушка сердилась на себя и окончательно утрачивала красоту; но гораздо чаще она сохраняла всю свою ясность, так что говорили: «Она надевает маску, чтобы быть непроницаемой».