Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 295 – Арсен Гуссе

– Разве у меня нет горничной, которая переписала бы письмо? Никто не имеет ни одной строчки, написанной моей рукой.

Призвали Шармид, бывшую оперную фигурантку, долго состоявшую в услужении у белокурой Мессалины. Она быстро написала оба письма более аристократическим почерком, нежели почерк княгини.

Д’Армальяк остолбенела от удивления и просила княгиню позволить этой горничной писать иногда письма для нее.

Через час оба письма взволновали обоих влюбленных.

– Какое счастье! – говорил один. – Я был уверен в своем успехе! Нельзя долго сопротивляться мне. Я люблю княгинь и не хочу связываться с неровнями, которых предоставляю желающим; мне же под стать только знатные дамы. – И маркиз Кормелль от радости подпрыгнул на одной ножке.

– Что-то таинственно, – говорил другой, – считать ли это письмо объяснением в любви или объявлением войны? Приглашением на вальс или ловушкой? – так рассуждал граф Вожур; он не хвастался, зная, что случай прихотлив, и не доверял нежностям княгини, зная ее искусство дурачить.

Маркиз Кормелль решил остатьсяв этот же вечер, выждав отъезда всех гостей. Граф Вожур, боявшийся оков, счел за лучшее ждать завтрашнего дня, во-первых, потому, чтобы не показаться торопливым, во-вторых, потому, что он любил небрежность туалета и ума.

Итак, вечером, когда все разъехались от княгини, маркиз Кормелль вышел в переднюю, как будто собирался также уехать, но вернулся под тем предлогом, что забыл шляпу. Княгиня не удивилась его возвращению.

– Вы забыли проститься со мной, – сказала она ему.

Он рассыпался в пошлых любезностях вроде следующей:

– Я забыл свое сердце и вернулся спросить, не нашли ли вы его?

– О, его, быть может, найдут завтра утром вместе другими вещами, когда станут подметать пол.

Разговор продолжался пять минут в этом тоне.

Наконец маркиз решился повысить тон и сказал княгине, что, прочитав и осыпав поцелуями ее письмо, он лишился рассудка и живет лишь одной мыслью: броситься к ее ногам.

И маркиз сопровождал действием последние слова; но княгиня была неумолима в своей насмешливости.

– Не прикажете ли мне поднять вас? – спросила она.

– Да, поднять в свои объятия.

– И не мечтайте об этом, любезнейший маркиз.

– Если бы вы знали, как я вас люблю.

– Старая песня; уж не хотите ли разыграть роль тенора?

– Я разыграю все, что вам угодно.

– Сыграйте же «Allez vous-en, gens de la noce!» ^[102] Подумайте, уже два часа ночи, а я не люблю дуэтов в это позднее время.

Княгиня встала, оставив маркиза коленопреклоненным.

Перед женщиной становятся на колени с условием держать ее руки, чтобы встать в то время, когда она встанет; в противном случае играют смешную роль.

Маркиз опоздал двумя секундами; он прибегнул к последнему средству и схватил руку княгини. Что же она сделала? Подвела его к камину, взяла его руку, опустила ее на колокольчик и таким образом позвонила. Вошел лакей.

– Скажите Шармид, что я ложусь спать. Прощайте, маркиз.

И княгиня оставила гостиную прежде, чем успел выйти лакей.

Маркиз понял, что дурно сыграл роль, и спрашивал себя, как же лучше.

Но тем не менее должен был уехать.

На другой день была очередь графа Вожура. Княгиня не хотела его принять, говоря через дверь, что еще спит.

– В таком случае, княгиня, позвольте мне баюкать вас, – сказал граф.