Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 294 – Арсен Гуссе

Трудно представить себе, сколько фатов налетело в этот любовный улей, называемый салоном княгини. Принимали дважды в день: около четырех или пяти часов, перед поездкой в лес, и в полночь, по возвращении из Оперы или с балов; скучая в лесу и на балах, съезжались сюда провести несколько веселых минут. Глупцы и слабоумные, обыкновенно неразлучные, но не составляющие одного племени, не засиживались у княгини. Она принимала их без всяких церемоний, зная хорошо, что они скоро уберутся. Прощаясь и уходя, они очень забавляли нас. В самом деле, не целая ли комедия, когда глупец или слабоумный хочет уйти и не решается, ищет слово и не находит его, роняет шляпу и в то же время изрекает глупость, толкается в запертую дверь, вместо того чтобы пройти в отворенную. Герцог Морни, Леон Гозлан и я, мы хотели поставить на сцене эту комедию, которая называлась бы – в театре – «Понедельники у княгини». Фульд нашел ее плохой. Он не любил Морни и запретил пьесу, чтобы доказать, что у нас троих меньше ума, чем у четырех: не хватало Фульда. Мы отлично отомстили: через несколько дней Фульд охотился с императором, наканунесвоей отставки; мы сочинили тогда жалобный стих вроде припева: «М. Fould a été chasser hier avec l’Empereur, mais aujourd’hui il été chassé tout seul» ^[101].

Я не сумею пересказать вам всех милых дурачеств, придуманных этими дамами. Они были очень привлекательны, потому что были прекрасны и не имели ложной скромности; с ними можно было дойти до желания любить их, но, когда отважный путник забирался с ними в темный лес страсти, они с истинно женской жестокостью покидали его. Да и как не увлечься, когда вам являлись со всей уступчивостью, слушали ваши нашептывания, вторили им, шли вместе с вами к заколдованному замку, не предупреждая, что замок похоронит вас в своих развалинах при громком смехе насмешливых фей.

Я сказал, что эти дамы забавлялись своими поклонниками и ежедневно приносили одного в жертву своей жестокой забаве. Мы расскажем одно приключение, чтобы лучше изобразить шалости этих дам. Впрочем, это была последняя шалость княгини.

Однажды Шарлотта сказала Жанне:

– Мне пришла в голову мысль, которая развлечет нас. У меня два влюбленных; я напишу им одно и то же письмо, без всякого изменения, и объяснюсь в любви; это письмо подзадорит их обоих и заставит сильнее ухаживать за мной. Посмотрим, станут ли они одинаково действовать. Один умен, это граф Вожур; другой не очень глуп, это маркиз Кормелль. Не рассказывайте ему ничего, если он заговорит с вами обо мне, но скажите, что тут есть нечто.

И княгиня указала на свое сердце.

– Отлично вы поступаете, – сказала д’Армальяк, – сразу отнимаете у меня обоих влюбленных. Но я не сержусь за это на вас, потому что они возвратятся ко мне.

– Берегитесь, – ответила княгиня, – удовольствие изменить другу может заставить меня сделать глупость.

Она присела к письменному столу и написала первое письмо:

– Как! – вскричала д’Армальяк. – Вы пишете подобные письма! А если они попадутся князю? Если сделают с них снимки?