Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 286 – Арсен Гуссе

Вчера один из моих друзей, лучший в мире человек, видит на Елисейских полях джентльмена, упавшего на мостовую из фаэтона.

– Боже мой! – вскричал мой друг, взглянув на джентльмена, лишившегося чувств. – Какое ужасное зрелище! К счастью, со мной всегда флакон с водкой. – И он одним духом выпивает флакон. – Без этого я заболел бы, – продолжал он, бледный и взволнованный.

Общество говорит, что ищет себе спасения и призывает всех докторов: докторов политики, докторов морали, докторов теологии, докторов атеизма. Это напоминает мне одну великосветскую даму, жившую в своем нормандском имении; постоянно скучая, она каждый вечер и каждое утро придумывала новые выходки в соседнем городе; ее кучера и почтальоны имели на нее зуб и возили ее самым отвратительным образом. Однажды она призывает садовника.

– Матюрен, – сказала она ему, – можешь ли заменить кучера на нынешний день?

– Могу ли! Вы, конечно, забыли, что прошлой осенью я имел честь опрокинуть вас?

Общество похоже на эту даму.

Госпожа Арманд ван Кессель – голландка, которая соскучилась в Голландии и приехала скучать в Париж. Ей наговорили, что Париж – ад мужей и рай жен; поэтому она отправилась туда, не бросив взгляда сожаления на свой отель в Амстердаме и на дачу в Савентгейме. И, однако, если ее отель имел отталкивающий, скучный вид, то ее дача красовалась розами; правда, садик был кукольный, но в нем росли цветы на цветах.

Тщетно искала она развлечения для сердца и для ума в Амстердаме и Савентгейме: она жила здесь, точно в могиле, с молчаливым мужем, который на ее невинное кокетство отвечал только облаками дыма. Добряк курил во сне, до такой степени боялся проснуться.

Итак, госпожа ван Кессель приехала в Париж с двумястами тысячами ливров годового дохода, оставив мужа храпеть в Голландии. Впрочем, он обещал прибыть в Париж, когда проснется.

Она испугалась своего счастья. Жить в Париже, ездить в лес и в Оперу, являться на всех балах, сталкиваться с герцогинями и актрисами, щеголяя лошадьми на Елисейских полях, открыть свои салоны светским людям четырех стран света, ходить к обедне в модные церкви – значит умереть от радости; поэтому она была олицетворенной радостью в первые недели. Она присматривала за меблированием своего отеля, напевая мотив из «Свадьбы Фигаро». Она купила двух чистокровных лошадей, приобретших славу в Спорте и прозванных Кастором и Поллуксом. За две недели госпожа ван Кессель издержала полтораста тысяч франков. Муж позволил ей увезти с собой фламандские ковры, картины Рембрандта, Рубенса, Рейсдаля, Гоббемы, так что покои ее отличались некоторой пышностью. Впрочем, она была женщина со вкусом, не желавшая обращать свой отель в складочное место, где изящное спорит с отвратительным. Она весьма основательно говорила, что необходим отдых для глаз и что нельзя соединять прекрасные вещи как попало. У нее было четыре ценные картины; она купила еще четыре: Делакруа, Диаца, Цима и Коро, чтобы иметь также современные произведения искусства.

Устроив все, она нашла свой отель восхитительным, но заметила, что не хватает одного.

Именно общества. В этой позолоченной клетке находилась одна только птица; как заманить других? «Я позабыла об этом», – сказала себе госпожа ван Кессель.

Но она не сомневалась в том, что все сочтут себя счастливыми видеть ее красивыйотель и сидеть за ее столом; она дала себе слово обедать на славу. В Голландии едят плохо, но госпожа ван Кессель знала, как нужно обедать; она прежде уже бывала несколько раз в Париже, где постигла искусство чревоугодия, и притом часто размышляла над Брилья-Савареном ^[98]. Что касается общества, то оно собралось из представителей различных наций – цвет иностранных герцогов, маркизов, графов, баронов, князей – и рыцарей всех видов промышленности.