Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 252 – Арсен Гуссе

– Прощайте или, лучше, до свидания.

Она вопросительно посмотрела на него, но он ничего не ответил, взял шляпу и ушел, невзирая на старание госпожи Моранжи удержать его.

– Он странный, но обворожительный человек, – сказала она грустно, – ах, если бы он не вернулся!

Но сердце говорило, что живописец вернется. Можно ли принять его в жалком наряде: в шляпе à la Henri III и в макферлане à la Callot? Что подумает о ней прислуга? Что, быть может, уже думает? Госпожа Моранжи, хотя смеялась над общественным мнением, но беспокоилась о том, что скажет ее прислуга.

Однако любовь ослепила ее до такой степени, что она решилась все презреть.

Около трех часов позвонили.

– Это он, – сказала госпожа Моранжи с замиранием сердца.

Вошел не живописец, а Мориц К., который поклонился ей с ледяной холодностью и чисто дипломатическим языком сказал:

– Мне стало известно, что в своем стремлении к запретному плоду вы нынешней ночью находились в среде самых знаменитых ночных странствователей; вы до того дошли, что один из них…

– Но…

– Еще одно слово: когда вы вернулись домой, то в полуотворенную дверь проскользнул молодой живописец. Это может вас скомпрометировать. Я приехал предложить средство к устранению сплетен. Я люблю вас, будьте моей женой.

– Вы сошли с ума!

Гость посмотрел ей в глаза и, прижимая ее к сердцу, сказал:

– Как, вы не узнаете меня?

– Мориц! – вскрикнула она вне себя от радости.

– Да, – сказал мне маркиз Сатана, – госпожа Моранжи была вне себя от радости; она вышла замуж за маркиза К., который меньше считал года своей жены, чем ее миллионы. Но завтра же я верну ее к наслаждениям ночных странствований.

– Нет! – вскричал я. – Любовь заменит ей все наслаждения.

– Как бы не так! Новая жизнь открыла ей свои двери, и она непременно войдет в них, и притом не одна.

Маркиз Сатана не вдавался в дальнейшие объяснения.

– Уж не хотите ли быть таинственным со мной? – спросил я.

– Слушайте внимательно, но не передавайте моих слов репортерам, которые каждое утро являются к вам за адскими новостями. Я по-прежнему влюбленный черт и дважды потерпел неудачу. Будь на месте Жанны другая женщина, я превратился бы в тенора, молодого актера, клоуна. Но, не желая терять время, я приискиваю более хитрую ловушку. Сперва я рассчитывал победить ее в качестве маркиза Сатаны с насмешливым лицом. Взбешенный ее сопротивлением, я превратился в испанского гранда, сыплющего на своем пути драгоценные каменья. Мне казалось, что Жанна сбросит маску перед герцогом Обаносом и станет вести роскошную жизнь. Я думал соблазнить ее жемчужным ожерельем, но, обожая жемчуг, она, к несчастью, любит еще больше Бриансона…

– Но вы все-таки не говорите, какую ловушку готовите.

– Я привью ей страсть к ночным странствованиям, так что Жанна будет жить только ночью. Госпожа Моранжи увлечет ее к териакам.

– Что вы мне рассказываете? Как будто есть еще в Париже териаки?

– Териаки или другие потребители опиума, гашиша или иных веществ, производящих те же грезы.

И маркиз перевел мне следующую строку персидского поэта Хайама: «В тот день, когда беру в руку кубок вина и когда в радости души предаюсь кайфу, тогда в состоянии пылкости вижу осуществление сотен чудес; тогда ясные, как вода, слова как будто объясняют мне тайну всех вещей».