Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 245 – Арсен Гуссе

Великие умы без министерского портфеля окрестили свою кофейную «Диваном», потому что хотели там жить по-турецки.

Какие боги не имели своего Олимпа в этой академической кофейной!

Однако это были добрые ребята; некоторые из них обладали обширным умом. Но что особенно нравилось мне в них, так это презрение ко всему, что не было искусством, и отвращение к пошлой литературе. Завсегдатаи были или считали себя молодыми.

Но не следует думать, что это была сумасбродная молодежь, та самая, которая в течение шести тысяч лет пренебрегает всеми приличиями, презирая будущность и старость. Нет. Эти молодые люди были серьезны, даже несколько мрачны, в чем была виновата эпоха; в них более или менее отразились Чаттертон, Антони, Ролла ^[93].

В своем стремлении найти в области искусства нетронутый уголок, в своем горячем преследовании неведомого, эти молодые люди постоянно увлекались вперед, не соображаясь с собственными силами, но полагаясь единственно на свое мужество; это значило не принимать в соображение независящих случайностей. Но зато сколько из них пало на этом пути, полном подводных камней!

По крайней мере, они умирали с душевным миром, без горьких слов, исповедуя на пороге вечности искусство, которое было религией их жизни и за которое они умирали мучениками. Энтузиазм – как изменились времена! – энтузиазм, эта страсть великих душ, убивал их. Говорили, будто абсент помогал в этом энтузиазму, но чего ни возводили на абсент! Вольтер, обожавший кофе, сказал бы, что абсент – немедленный яд. Вольтер, столь часто угощавший цикутой Фрерона ^[94], осудил бы последнего пить только абсент.

Многие не последовали ни примеру Фрерона, ни примеру Вольтера. Воображение было так живо и прихотливо у этих великих умов, преломлявших копья, что они довольствовались только очертить крупными штрихами предмет, не желая никогда снизойти до механического исполнения. Это исполнение, требующее, однако, известного искусства, они в своем высокомерии называли «ремеслом»! Каково! Ремесло, состоящее в изложении на бумаге созданий этих первовыпеченных натур! Перо испортило бы все!

В «Диване» на улице Ле Пельтье часто раздавался следующий афоризм: «Написанные книги не самые лучшие!» Избранные слушатели, собиравшиеся по вечерам группами на широких диванах кофейной, одни наслаждались созданиямиискусств, которые рождались тут всякий вечер и умирали на заре. Поэтому некоторые суровые охранители нравственности, желая заклеймить умственное пьянство, губившее много сил и талантов, прозвали «Диван» клубом курильщиков опиума. Это прозвание надолго останется за ним. Одни рассеялись впоследствии смертью или забвением, некоторые славой; другие же опошлились до отвращения. Немногие могли выбиться из толпы и блестеть наравне с избранниками.

Однажды мне сказали, что «Диван», изгнанный духом-истребителем революций и разрушения, преобразился в академию близ церкви Лореттской Богоматери. Пивоварня Мучеников сохранила живую отрасль званых и избранных «Дивана» с улицы Ле Пельтье.

Называлась ли так Пивоварня Мучеников потому, что стояла в начале улицы с тем же именем? Ранние умы утверждали, что название это происходит от мучеников искусства, поэзии и науки, которые там собирались. Это несколько напоминает остроту Жюля Жанена, который, встретив драматурга с рукописью, сказал ему: «Я знаю, куда вы идете». – «Иду прочесть пьесу своим друзьям». – «Я так и думал! Вы идете на улицу Мучеников».