Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 244 – Арсен Гуссе

Арабы говорят: «Есть дорога к счастью, но путешественники никогда не достигают цели». Весь Париж стремится по этой дороге; в провинции покоряются своей участи, какова бы она ни была, и довольствуются скромной долей, не протягивая руки к невозможному. Искатели неведомого, принимаемые вне Парижа за безумных, терпят неудачу во всемирной столице; но просто умные люди, которые не думают, будто есть для них путеводная звезда, живут, как Бог велит, не насилуя своих стремлений. Это мудрецы, они, быть может, не достигают большого счастья, но, не взбираясь на вершину, никогда не падают с высоты.

Все парижане имеют притязание играть великую роль в любой комедии человеческого тщеславия;как ни взбираются они по крутизне богатства или славы, но все-таки находят, что недостаточно высоко поднялись. Этим объясняется современная скачка с препятствиями; встречаются, торопливо раскланиваются, спешат далее, достигают могилы и наконец познают, что было бы гораздо лучше остановиться и срывать цветочки по окраинам дороги.

Каковы бы ни были местность, небо, горизонт, наши современники никогда не чувствуют себя довольными.

Как пребывающий в отеле на Елисейских полях, так и прозябающий в мансарде в Менильмонтане равно неудовлетворены. Любимый и нелюбимый, – приобретающий состояние и разоряющийся, – занимающий место министра и добивающийся его, – работающий и праздный, – изменяющий жене и обманываемый любовницей, – все жаждут завтрашнего дня, потому что он чреват надеждами для всех; но завтрашний день похож на Фонтенеля, у которого обе руки были полны истин и который не раскрывал их. Эта вера в завтрашний день, это вечное стремление, погоня за неизвестным объясняют ночных странствователей; они так долго и напрасно ждали счастья от дня, что наконец обращаются за ним к ночи.

Ночь также имеет свое солнце, но оно видимо только для посвященных, для питухов абсента, пива и водки; опьянение переносит их в лучезарный мир, который вселяет в них сострадание к водопийцам. В самом деле, как ни упивались бы вы гордостью или любовью, никогда не достигнете вы того высокого презрения к вещам мира сего, тех радужных видений, какими дарит опьянение от пива или водки. Об этом вам говорили по собственному опыту Эдгар По, Альфред Мюссе и Шарль Колиньи.

Полагают, будто перевелись капернаумы ^[91], но, гуляя по Парижу от полуночи до шести часов утра, вы увидите капернаумы всех классов на рынке, бульварах, на Монмартре и в Латинском квартале. Щегольской капернаум Жерара де Нерваля, закопченный Генриха Мюргера, поющий Гюстава Матьё, одним словом, все старинные капернаумы расплодили множество мелких, рассеявшихся по Парижу; есть мужской, есть женский капернаум, где проводят ночь в перестройке мира, в полетах на небо, в свержении позлащенных идолов, в тысяче невинных игр, которые разлетаются с дымом последней утренней сигары.

Госпожа Моранжи упросила Банвиля и Монселе рассказать ей историю всех парижских капернаумов начиная с первого, увековеченного Жераром Нервалем под именем La Bohèmegalante ^[92]. Прекрасная американка хотела знать все воспоминания «Дивана» и «Пивоварни Мучеников».