Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 236 – Арсен Гуссе

Только одно казалось ей достойным почтения и удивления, именно звание матери. Никогда не проходила она мимо матери семейства, не послав ей привета, мимо колыбели, не осенив ее крестом; в своих прогулках в лесу она завидовала преимущественно женщинам, которые вели за руку своих детей.

Но если верить предчувствиям, то она не надеялась насладиться в своем доме этим зрелищем. Хотя она старалась убедить себя, что Бриансон не единственный человек для нее на земле, однако постоянно возвращалась к мысли о невозможности быть женой другого человека, во-первых, потому, что обманула бы этого человека относительно своего прошлого; во-вторых, потому, что была бы несчастна со всяким, кроме Марциала. Но разве Марциал не утрачен навеки? Кроме того, ее собственная гордость не могла примириться с сердцем. Без сомнения, он всегда думал о ней, потому что после первой дуэли за одно нескромное слово он из-за нее же дрался еще с герцогом Обаносом; правда, имя ее не было произнесено, но она хорошо знала причину второй дуэли.

Но разве в то же время Марциал не оказывал ей неуважения, проводя жизнь в обществе сомнительных женщин? Своим поведением он ежедневно возбуждал соблазн и, конечно, давно скомпрометировал бы себя, если бы не принадлежал к высшему обществу.Жанна не могла допустить, что он ее любит, так как постоянно является с Боярышником или с другими подобными особами. «Он дерется за меня, – говорила Жанна, – но я не в силах оторвать его от дурных привычек; на другой же день нашей свадьбы он отправится с одной из этих девиц проводить медовый месяц. Нет, я не хочу быть посмешищем и готова скорее пожертвовать своим сердцем».

Но пожертвование сердцем начинается снова каждый день, не приводя к желанной цели; напрасно поражают свое сердце, оно не умирает; раздражают его до крайней степени, но не торжествуют над ним, потому что сердце сильнее воли. Поступая в кармелитки, кроткая Лавальер ^[89] вскричала: «Итак, я никогда не одолею сидящего во мне дикого зверя!» Да, сердце – дикий зверь, который питается страстью и которого укрощают только другой страстью.

Жанна читала письма Лавальер. Женщины легко воображают, будто они созданы по образу великих героинь. Чем больше Жанна изучала Луизу Лавальер, тем больше находила в себе сходства с ней.

– Как бы то ни было, – сказала она раз княгине, – это все-таки конец. Лавальер тогда только узнала счастье, когда посвятила себя Богу.

Своими насмешками княгиня подзадорила Жанну последовать примеру Лавальер.

– Итак, – говорила она, – вы заживо похороните себя по той единственной причине, что Бриансон дурно поступил с вами!

Но, оставшись одна и заглянув внутрь себя, Жанна пришла к глубокому убеждению, что жизнь ее полна печали: у матери были долги, которые росли с каждым днем; Жанна не имела мужества выйти замуж с целью заплатить их. Она страстно любила роскошь и должна была плохо одеваться.

Каждую минуту она страдала от недостатка денег; возвратясь домой от княгини, с сожалением смотрела на простенькие комнаты, в которых каждый стул говорил о скудости. Жанна не рождена была для блаженной посредственности и скорее предпочла бы мрачную поэзию нищеты. Ее привлекали преимущественно все перипетии великосветской жизни с ее блестящими опасностями, но при этом она считала необходимым условием иметь Бриансона своим спутником.