Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 238 – Арсен Гуссе

Тщетно старалась удержать ее знакомая, истощившая все свое красноречие.

Вечером Жанна села в фиакр и приказала кучеру отвезти ее на Лионскую железную дорогу. Вместо того чтобы вернуться к матери, она хотела преследовать свою грезу, хотела во что бы то ни стало найти Бриансона в Венеции.

Но, прибыв на станцию железной дороги, она несколько опомнилась. Как ехать одной, почти без денег, точнобеглянке из Шарантона? Поэтому она велела ехать к Елисейским полям, желая в последний раз побеседовать с княгиней.

– Я ждала вас, – сказала последняя, – так как была уверена, что вы соскучитесь в монастыре и вернетесь в мой дом. – Поцеловав Жанну, она продолжала: – Опомнитесь и вернитесь ко мне; я плакала, ибо не могла жить без вас; не повергайте же в горе ни меня, ни свою мать, с этим условием я сделаю все, что вам будет угодно.

– В таком случае, – сказала Жанна, – если хотите излечить меня и не допустить, чтобы я опять ушла в монастырь, то поедемте со мной путешествовать.

– Куда же?

– В город забвения, в Венецию.

– Что это вам вздумалось ехать в Венецию?

Д’Армальяк не сказала княгине, что хочет ехать в Венецию с целью вновь овладеть Бриансоном, которого увлекла Боярышник. Конечно, княгиня не согласилась бы участвовать в путешествии, ибо никогда не любила и потому была не способна понять скорбных наслаждений сердца, которое упивается слезами при виде чужого счастья.

Ехать в Венецию – мечта всех людей. Отчего не ехать туда? Не значит ли это отдохнуть от скучных житейских уроков? Не значит ли это упиться поэзией прошедшего? Разве Адриатическое море, Святой Марк, гондолы, голуби, легенды не потерянный и вновь обретаемый мир?

– Ну, поедем в Венецию, – сказала княгиня.

Жанна поспешила проститься с матерью, которая снова была счастлива и охотно позволила ей ехать с княгиней.

Через четыре дня любопытные на площади Святого Марка могли видеть следующую комедию.

Молодой парижанин ел мороженое около кофейной Флориана в обществе молодой хорошенькой парижанки, на лице которой было написано счастье. Мужчина был менее весел; его лицо выражало тайную грусть, однако он, по-видимому, разделял счастье собеседницы.

Их можно было принять за двух путешественников, которые не торопятся вернуться в родную страну.

По Пьяцетте подходили две женщины под вуалями. Они взглянули на герцогский палаццо, на фасад собора Святого Марка и на площадь того же имени, по которой летали голуби. Вошли в церковь, вероятно, не с целью помолиться, потому что вернулись почти тотчас, любопытствуя видеть все немедленно по своем прибытии.

Вы, конечно, узнали обеих дам.

Они шли по площади. Д’Армальяк первая увидела Марциала и Боярышника.

– Посмотрите! – сказала она княгине. – Нельзя верить своим глазам!

Княгиняне узнала ни Марциала, ни Боярышника, потому что не имела причин узнать их.

– Да, я вижу мужчину и женщину.

– Это Бриансон и Боярышник.

– Отлично выбрали мы время, – сказала княгиня, – эта встреча испортит все наше путешествие; впрочем, вы, конечно, презираете подобные безделицы.

Жанна улыбнулась, чтобы скрыть сердечную тревогу.

– Ну, моя прелесть, – продолжала княгиня, любившая театральные эффекты, потому что страстно любила сильные впечатления, – приступим к делу с самой трудной стороны, спросим и мы мороженого.

С этими словами она повлекла Жанну за собой.