Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 234 – Арсен Гуссе

– О, в этом случае поцелуй был официальный.

– Да, но вы поцеловали меня два раза.

Жанна говорила, не поднимая глаз на герцога; последний еще раз поцеловал ее, сказав:

– Положим, двенадцать, и не станем больше говорить об этом.

– Дюжины мало, – отвечала д’Армальяк, смеясь, – все эти поцелуи нужно считать вдвое.

– Черт возьми, – притворно возмутился испанский гранд, – в таком случае мне придется сейчас отдать целый ряд.

Одна из дверей гостиной выходила в сад, правда, крошечный, но удобный для влюбленной четы. Герцог повел туда Жанну гулять при лунном свете в твердом убеждении, что на женское воображение ничто так не действует, как искусственная поэзия.

Действительно, под деревьями насмешливость, этот первый часовой сопротивления, не может сделать ни одного выстрела. Невлюбленные становятся влюбленными, как будто вдыхают любовь вместе с благоуханием травы, цветов и листьев.

Жанна, взяв под руку герцога, пошла с ним в упомянутый садик. Они беседовали о луне и звездах, о неизмеримости неба, о тайнах беспредельности.

Что значит человек на земле, если не кинется в объятия женщины? Что такое мужчина? Ничто, но, если любит женщину, становится всем, потому что любовь возносит к небу.

Так говорил герцог Обанос, и Жанна, находя его слова справедливыми, невольно спрашивала себя: «Что я? Ничто. Но была бы всем, если бы любила герцога, а герцог – меня».

К несчастью, герцог говорил, что никогда не женится.

«О, если бы я захотела, – думала Жанна, – он женился бы на мне».

Но чем страстнее говорил герцог, тем холоднее становилась Жанна. В сотый раз повторяла она себя, что подобная ей девушка не может быть любовницей. А между тем, может ли она выйти замуж без приданого? Согласится ли на жалкое супружество, которое на всю жизнь заключит ее прозябать в четырех стенах?

Труден только первый шаг. Если после часов истинного раскаяния женщина не вступит в монастырь, то непременно падет во второй раз, если только не встретит человека, который одновременно даст ей любовь и прощение.

– Не правда ли, как прекрасна взаимная любовь! – сказал герцог.

– Да, прекрасна, когда действительно любят друг друга, – отвечала грустно Жанна.

Она вспомнила о Марциале.

– На ваших глазах жемчужины!

– Да, это мои собственные.

Жанна сорвала ожерелье, бросила его герцогу и скрылась.

Испанский гранд поднял свой жемчуг, прошептав:

– В Книге судеб написано, что она не сделается добычей ада.

Возвратясь домой, Жанна удивилась тому, как была прекрасна.

– А я еще воображала, что буду нехороша без жемчуга! – сказала она со своей обворожительной улыбкой.

На другой день Жанна принимала неожиданного гостя, Матильду, бывшую тряпичницу.

Горничная отказывала, но ранняя посетительница объявила, что ее ждет Жанна.

Визит этот удивил д’Армальяк, которая только что встала и убирала себе голову.

– Что ей нужно от меня? – спросила Жанна свою горничную с некоторым удивлением.

– Я должна передать вам тайну! – крикнула бывшая тряпичница.

Жанна взглянула на Матильду, но не узнала девушку, хотя пристально рассматривала в Булонском лесу, когда Марциал учил ее править лошадьми.

Горничная вышла; бывшая тряпичница начала говорить:

– Я добрая девушка, хотя и не кажусь такой. Мне известно, что вы знакомы с одной светской девицей, любившей Бриансона. Она не вытребовала от него своих писем. Вот они. Я уверена, что вы будете очень довольны, если возвратите их этой девице, так как она ваш друг.