Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 190 – Арсен Гуссе

Туда-то являются дебютантки украшать свои прелести.

За сто су или за луидор они берут напрокат платье, в котором щеголяют на бульваре, Елисейских полях, во всех дневных и ночных собраниях. Опытный глаз замечает, что платья шиты не по ним.

Имея сношения с женщинами первого периода, а также второго и третьего, Роберт знал бо́льшую часть торговок платьем.

Сколько раз прекращал он споры, возникавшие по поводу того, что надевали платье в дождь, имея право носить его только в хорошую погоду!

Хотя у него не было ни гроша, однако он надеялся найти тут кредит.

Лохмотья тряпичницы поразят при входе, но так как Матильда красива, торговка, без сомнения, будет сговорчива.

Торговки ссужают платье, «судя по лицу». Красота всегда имеет кредит. Правда, иногда торговки провожают свои платья на гулянья, в цирк, в Мабиль и набрасывают мрачную тень на картину.

Одни торговки имеют лавки, другие держат товар на дому. К одной из последних рассчитывал обратиться Роберт.

Поздно; но в дома, населенные множеством жильцов, можно безбоязненно стучаться до двух часов ночи.

Приехали на улицу Прованс; виктория остановилась перед указанным домом.

– Куда мы идем? – спросила Матильда с беспокойством.

Роберт взглянул на нее с улыбкой.

– Мы, – отвечал он, – разденем вас…

Тряпичница забилась в угол виктории.

– Не бойтесь, – продолжал Роберт, – мы разденем вас для того, чтобы одеть.

– Отлично, – отвечала Матильда.

Одна из ее грез была близка к осуществлению. Уже давно тряпичница жила мыслью иметь когда-нибудь настоящее платье.

Поэтому, она проворно вышла из виктории, когда Роберт протянул руку, чтобы помочь ей.

Первый раз в жизни оказывали ей такой почет. Ей, бедной тряпичнице, которая доселе получала лишь толчки, любезно предлагали руку и высаживали из экипажа, как порядочную женщину!

У нее на глазах навернулись слезы.

Роберт заметил их при свете фонаря.

– Вы плачете? – сказал он с непривычным волнением. – О чем?

– Я не плачу, – отвечала тряпичница, стараясь скрыть слезы.

Но, увлекаемая чувством, она тихо склонила голову к Роберту и с рыданьем прошептала: «Я плачу потому, что очень счастлива».

Роберт не выдержал: забыв о лохмотьях, он храбро обнялее и поцеловал с таким чувством и нежностью, что с тряпичницей едва не сделался обморок.

Роберт поднялся на третий этаж по темной лестнице, ведя за руку Матильду.

Отыскав дверь госпожи Радегонд, знакомой торговки платьем, Роберт, в видах лучшего убеждения, провел рукой по медной дощечке, на которой было обозначено ее имя и ремесло.

Он позвонил так сильно, что оборвал шнурок. Дверь, однако, не отпиралась, и Роберт стал в нее стучать.

Через полминуты вышла женщина в простом наряде, с восковой спичкой в руке.

Это была сама госпожа Радегонд, в одной сорочке, но в ночном чепце.

– В своем ли вы уме, что вздумали будить меня? – спросила она, узнав нашего героя.

Роберт вошел, не выпуская руки Матильды.

Госпожа Радегонд зажгла вторую спичку. Свечи не оказывалось, потому что госпожа Радегонд сожгла последнюю, дочитывая роман.

– Подождите, – сказала она, – я схожу в кухню, где надеюсь отыскать сальную свечу.

Как видите, торговка была экономна и не позволяла жечь в кухне стеариновые свечи.

– Входишь точно к колдунье, – проговорила Матильда вполголоса.

Она уже заметила порядочное количество фарфора и прочей посуды в столовой, а через полуотворенную дверь в гостиную увидела развешанные платья.