Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 166 – Арсен Гуссе

Герцог Обанос воображал, что в этот вечер одержит победу, но тщетно осаждал прихотливое сердце д’Армальяк, прибегая ко всем известным способам, становясь надменным и молящим, насмешливым и отчаянным, меняя ежеминутно тактику, действуя всегда нечаянно: Жанна оставалась непобедимой.

Самое странное то, что Марциалу, который расхаживал по проспекту Императрицы, пожирая глазами фасад отеля и тревожно прислушиваясь к малейшему шуму, ни разу не пришла мысль о том, что Жанна может покориться герцогу в этот вечер.

Бриансон надеялся, что д’Армальяк одна выйдет из отеля герцога, но около часа ночи герцог предложил отвезти ее домой. Наняли фиакр, к величайшему огорчению Марциала, который вскоре увидел Жанну, выходившую вместе с герцогом; ослепленный любовью, он готов был остановить лошадей, однако рассудок восторжествовал.

Дорогой Жанна опять заговорила о Боярышнике.

– Вы не можете представить себе, любезный герцог, как я счастлива, что спасла эту девушку.

– Да, – отвечал насмешливо испанский гранд, – вы осчастливили другого – покорно благодарю.

– О, ручаюсь вам теперь за ее добродетель!

Условились свидеться. Д’Армальяк положила жемчужное ожерелье в порфировую вазу на камине, но на другой день утром испанский гранд прислал его обратно в японском ящичке со следующей запиской:

У Жанны достало бы мужества отослать назад ящичек, если бы она не открыла его; но, едва увидев жемчуг, она принялась его целовать и опять надела на шею. Пришедшая в это время мать снова высказала свое мнение, что не следует рядиться в «поддельный жемчуг», но внутренне созналась, что в этом ожерелье ее дочь была еще прекраснее. Графиня д’Армальяк жила постоянно в мире иллюзий; она возвратила свое доверие Жанне и нисколько не беспокоилась ежедневными выездами дочери.

«Бедная мать! – подумала Жанна. – Быть может,я вторично полюблю, но у меня недостает сил еще раз обмануть ее».

Однажды вечером герцогиня *** повезла Жанну к знаменитой герцогине с родинкой, явившейся на первых страницах этой истории. Герцогиня с родинкой была известна больше под именем княгини; ее муж имел еще титул князя, когда слава о ней распространилась в том и другом свете, так что она сохранила за собой прозвание княгини с родинкой или княгини Шарлотты.

Мы познакомились с герцогиней в тот момент, когда она заменила одного поклонника другим и из чувства утонченной жестокости поцеловала последнего в ту самую минуту, когда застрелился первый. Один философ, не любивший женщин, сказал, что у всех у них есть в жилах капля змеиной крови, и потому-то можно ожидать всего от женщины, когда она мстит.

Княгиня очень понравилась Жанне. Она была живым ее контрастом. Обладая надменным характером, строгой, почти грозной красотой, Жанна удивлялась в княгине всем уловкам и притворству, к каким прибегает женщина, скрывающая свои намерения.

Земной Ангел имела только одну маску, княгиня надевала их тысячу, между тем как д’Армальяк не умела носить маски. Княгиня принимала все виды мечтательной и романтической женщины; вы видели поочередно то надломленный тростник, то пригнутый и выпрямляющийся.

В ее глубоких взорах можно было читать самые противоположные книги; она обладала искусством улыбаться и играть веером. Перед такою-то женщиной спел бы Франциск I свою песенку: «Souvent fenme varie, bien fol est qui s’y fie» ^[65]. Ее душа никогда не хранила впечатлений, подобно зеркалу, проносимому по улице. Она жаждала любви, но презирала влюбленных, находила их глупыми и самохвальными, и потому смеялась над всеми их нежными нашептываниями. Однажды вечером она сказала своему второму поклоннику: «М. Г., я вас не знаю». И с этой минуты поклялась никогда больше не заниматься, – как она выразилась, – дурьим ремеслом. Княгиня обладала очень щекотливой и гордой эпидермой и не могла решиться принадлежать кому-нибудь, даже своему мужу, который решил составить счастье Персикового Цветка.