Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 131 – Арсен Гуссе

– И очень хороши. Рисуя женщин, Латур вовсе не льстил им.

– Полноте!Вы начинаете говорить мне комплименты. Да, в свое время я была очень хороша, но не могла похвалиться счастьем.

– Сердечные раны?

– Тсс! Который же мой портрет?

Я указал на пастель, висевшую с левой стороны камина.

– Вот этот. Не правда ли?

– Ошиблись. Это портрет моей сестры. Латур написал нас обеих в одно время. Сестра была еще красивее меня.

– Черты одинаковы, та же постановка головы, та же прелесть во взгляде и в улыбке.

Старуха села в кресло и грустно поникла головой.

– Ваша сестра умерла в молодости?

Старуха быстро подняла голову.

– Кто вам это сказал? Бедная Роза! Ей не исполнилось еще двадцати лет, как она сошла в могилу.

Старуха вздохнула и прислонилась головой к камину. Наступило молчание.

– Умереть в двадцать лет, – сказал я, – прекрасно, с одной стороны, и грустно – с другой. Блаженны умирающие в молодости, но все же комедия света заслуживает того, чтобы пожить подольше.

Я продолжал говорить, но старуха не слушала.

– Ваша сестра также танцевала в Опере?

– Да. Ее звали Роза Бомениль. Учителем ее был Вестрис. Конечно, вы слышали о Розе Бомениль?

Чтобы оживить ее воспоминания, я начал рассказывать про оперу времен Людовика XVI.

Без сомнения, ее поразила правдивость рассказа, потому что она подняла голову и спросила:

– Так вы жили в то время?

– Нет. Все это известно мне из рассказов моей бабушки и ее сестры.

– О, вы свой человек; с вами можно сойтись во взглядах.

И затем старуха принялась рассказывать мне о многом, оживясь точно по волшебству и снова переживая минувшее, как будто под угасшим пеплом таились еще искры. Таким образом, через четверть часа мы были наилучшими друзьями в мире.

– Ах, – сказала она со вздохом, – давно уже я никому не открывала своего сердца.

– В таком случае расскажите мне о себе и о своей сестре.

Старуха не знала меня, но видела перед собой человека, который, по-видимому, готов был сострадать всему, что мучило ее сердце. Начав с воспоминаний, она окончила неожиданным признанием.

Вот признания этой столетней женщины:

– Я и сестра происходим из довольно порядочной фамилии: мой отец, Петр Бомениль, служил офицером; мать танцевала в Опере и занималась миниатюрной живописью. Она была хорошо знакома с Грезом, Латуром и Вестрисом, которых я сама знала хорошо. У нее было четыре дочери; что делать с ними, когда нет денег для приданого? Двоих она отдала в Оперу, третью увез шведский посланник, четвертую выучили миниатюрной живописи. В Опере мы имели торжественный успех, но букетами нельзя быть сыту, граф де Вильер напевал мне нежности; я выбрала его своим любовником, зная хорошо, что в Опере нет других супружеств; правильнее сказать, я ничего не знала. Граф был идолом всех женщин, отличался сварливостью, крикливостью, тщеславием; я влюбилась в него, влюбилась до такой степени, что любила его всю жизнь, несмотря на все последующие связи. Он-то и подарил мне этот домик, игрушку в саду. К несчастью, из-за недостатка денег я распродала сад частями тому, другому соседу. Но не дай Бог, чтобы я когда-нибудь посягнула на виноградную беседку!

Да, я родилась в царстве Оперы и, кроме него, не знала ничего. Госпожа Бомениль произвела меня на свет, когда танцевала в «Энее и Лавинии» одну из пятерых вакханок вместе с девицами Аллар, Гейнель, Мион и Асселин, в то незабвенное время, когда девицы Дервьё, Дюпере и Одино представляли трех Граций, Гимар – Венеру, Деперьерр – Амура.