Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 133 – Арсен Гуссе

Разумеется, я протерла глазки тысяче луидоров графа де Вильера. Мать взяла из них свою долю; но, когда я бывала при дворе, меня сильно баловали, и потому я всегда имела деньги.

В Лоншане Гимар уступила место Аделине из итальянской комедии. В 1786 году двенадцатого апреля заметили мою карету рядом с ее экипажем. Любовником у нее был главноуправляющий почтами, и потому она быстро сделала карьеру; лошади ее были подкованы серебром, упряжь с золотыми украшениями; но мои лошади были лучше, а я красивее, и потому успех остался на моей стороне. Герцог Ришелье прислал мне мадригал, в котором говорил: «Отчего мой закат не может согреться вашей зарей?» Глупости, какие говорились тогда всеми умными людьми.

Сестра сидела рядом со мной; мы встретили графа де Вильера.

– Взгляни, как он смотрит на меня, – сказала сестра, не знавшая истории о тысяче луидоров.

– Он смотрит не на тебя, а на меня, – отвечала я.

Увы! Он смотрел одновременно на обеих. В этом взгляде заключалась наша судьба.

Через несколько дней граф де Вильер стал говорить, что подобная мне девушка не может жить как все. У него был домик в предместье Сент-Оноре, где граф и предложил мне провести с ним весну. Этот домик и есть тот самый, в котором мы теперь сидим.

Много потребовалось времени на меблировку этого убежища любви, как говорили в мое время. В течение целого месяца граф ежедневно обещал перевезти меня на другой день. Однажды я вышла из терпения и поехала сама. Представьте мое удивление, когда, отворив садовую калитку, увидела в виноградной беседке моего любовника и сестру: они целовались.

Столетняя старуха оперлась головой о камин.

– Что же было дальше?

Старуха не ответила. Я повторил вопрос; то же молчание. Она, казалось, не слышала меня, до такой степени погрузилась в минувшее. Наконец она взглянула на меня с выражением отчаяния на лице.

– Если бы вы знали!

– Говорите! Вас слушает друг.

Она протянула мне руку.

– Ах, как я несчастна!

– Как можно вспоминать с таким волнением сердечные страдания, перенесенные лет восемьдесят тому назад?

– Да, да, сердечные страдания. Я не забуду их, хотя бы прожила два века.

– Странно! Наш век совершенно иной, потому что сердечные страдания длятся теперь не больше одного дня.

– Если б вы знали!

Столетняя женщинас отчаянием схватилась обеими руками за голову.

Я не смел расспрашивать, однако не предчувствовал того, что она потом рассказала.

Прежде всего она спросила, ревнив ли я; затем стала говорить о своей любви к графу де Вильеру. Как могла она простить сестре ее поступок? И, однако, простила, потому что к ней подошел граф де Вильер.

– Но вы не поверите тому, – сказала она, – что, возвратясь домой с сестрой, я застала их уже не в беседке, а в моей спальне, в тот самый вечер, когда я была в Фонтенбло, где Опера играла при дворе. Теперь слушайте внимательно. Я открываю вам то, чего не говорила никому. – Столетняя женщина смолкла и вздохнула; она, казалось, не могла произнести ни одного слова. – Нет, это невозможно; я не скажу вам того, что было дальше.

Я взял ее за руку и упрашивал продолжать рассказ.

– Впрочем, – сказала она, пристально поглядев на меня, – вы не измените мне. Притом в мои лета самое худшее – невозможность умереть. Выслушайте же конец моей истории, когда мне было двадцать лет.