Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 101 – Арсен Гуссе

Итак, однажды утром, когда мы входили в Оперный пассаж, перед нами явились Гастон, Рафаэль и Рио.

– Дальше нельзя! – сказал последний, заграждая нам дорогу руками.

– Сегодня не ходят в консерваторию! Долой ее и всех консерваторов! – вскричал Рафаэль.

– Сегодня день Амура, – сказал мне Гастон, – и его следует провести за городом.

– Наконец, чего же вы хотите? – спросила Лаура.

– Мы хотим сказать, о будущая Рашель, что решили провести с вами этот день за городом, и решили овладеть вами убеждением, хитростью и даже, в случае нужды, вооруженной силой.

И Рио погрозил нам красивой тростью, внутри которой был скрыт кинжал.

– Ах, за город! – вскричала Лаура, хлопая в ладоши. – Чудесная мысль! Конечно, не Рафаэлю она пришла на ум.

Я прервала Лауру:

– Сегодня нам будет весело, а завтра каково?

– Там под большими деревьями придумаем какую-нибудь ложь, – отвечала Лаура; потом с живостью прибавила: – Куда же мы отправимся?

– В Сен-Клу, отечество поющих дроздов и жареных пескарей.

– Все готово; руки кавалерам, и двинемся под звуки «Прощальной песни»!

И Гастон де Фуа торжественно стал декламировать первые стихи национального гимна Шенье:

– La Victoire en chantant nous ouvre sa barrière… ^[39]

Он взял меня за руку.

– Когда мы возвратимся? – спросила я.

– Когда-нибудь, – отвечал он со смехом.

– Но моя мать…

– По́лно, – сказала Анжель, – в ожидании тебя мать вторично выйдет замуж.

Эта поездка приготовлялась нарочно для меня в течение более недели. Ждали ясного солнечного утра.

Рассказывая это, я испытываю болезненное наслаждение, понятное только тем женщинам, которые, подобно мне, изведали все романтическое увлечение любви среди блеска и поэзии прекрасного весеннего дня.

Мы не спеша дошли пешком до станции Святого Лазаря. Бульвары, облитые солнечным светом и почтибезлюдные в этот ранний для парижан час, представлялись мне в ином виде. Теплый воздух был напоен благоуханием фиалки и ландыша. Никогда карликовые деревья на площади Мадлен не казались мне столь веселыми и как будто улыбающимися.

Во мне еще шевелились некоторые сомнения, но Гастон нежно увлекал меня; он, казалось, был так счастлив! Великое искушение – сделать кого-нибудь счастливым. Притом же мысль о радостной свободе в течение целого дня, на чистом воздухе, в густом лесу затемняла мой рассудок и подталкивала далее.

Входя в вагон, я была почти так же весела, как обе мои приятельницы.

Когда мы вышли на Сен-Клудской станции, Гастон остановил нас в ту минуту, как мы готовились бегать, подобно вырвавшимся на волю пансионеркам, и сказал нам почти следующее:

– Надеюсь, мы будем шалить, как целый выводок молодых птиц, но предупреждаю, что близ пруда, в «Сороке-рыболовке», приготовлен завтрак, и было бы жестоко заставлять его ждать. Затем, после прогулки по суше и по воде, по лесам и лугам, вы должны посетить мой дворец, где найдете сельский обед и новенький орган. Вы можете танцевать…

– Пожалуйста, без всяких программ! – вскричал Рио. – Не думаешь ли ты, что эти дамы отказались на нынешний день от консерватории для того только, чтоб подчиниться твоим программам?

– Однако должны же они побывать в моем замке…

– У тебя есть замок?

– Неблагодарные, я ведь нарочно для вас построил его! Это швейцарская хижина, где я предполагаю вести жизнь Робинзона.