Онлайн книга «Джошуа»
|
У скамейки вижу мальчика, но его — нет. Смотрю по сторонам, не понимаю, куда он мог деться. Чтобы не привлекать внимание, затаиваюсь среди черемуховых кустов: там такой сладкий запах, что начинает болеть голова. Высокие раскидистые деревья с белыми цветами-сережками. Отрываю лепестки, жую и жду. Надеюсь, что он появится и… нужно будет согнать ребёнка. Я же не могу прострелить ему яйца при свидетеле. Мальчик поднимается и идёт в мою сторону. В мои кусты. Смотрит глаза в глаза, и я думаю, что он меня видит. Лезет прямо в заросли, я начинаю медленно двигаться в сторону, чтобы уступить место, и когда неосторожно наступаю на ветку, с хрустом ломая сучья, он поднимает на меня взгляд. Пугается. Вижу, что пугается: глаза, как две копейки. Должно быть, я кажусь ему странным. Я ведь наблюдаю за ним из кустов. Это странно. — Что вы здесь делаете? — спрашивает он, мигая. Теряюсь. Начинаю нападать в ответ: — А ты что здесь делаешь? — Я хотел отлить. — Отлить? Брезгливо выплевываю недожеванный лепесток. Здесь что… отливают? — Давай не здесь? — А где? Стараясь не думать о чужой моче на поверхности растений, задумчиво полагаю, что обстоятельства складываются удобно: сейчас отведу пацана подальше, велю идти домой, а его перехвачу у водоема и прикончу. Машу парню рукой: иди за мной. Мы выбираемся из черемухи. Начинаю вести вглубь парка подальше от водоёма, интуитивно пытаюсь понять, как пройти к центральной тропе: вряд ли он пошел в ту же самую сторону.Хочу уже побыстрее избавиться от мальца и сделать дело. Карман приятно тяжелеет от пистолета. Мальчик шагает рядом, спрашивает: здесь что, есть специальное место, где нужно писать? Он кажется мне странным: разве можно куда-то идти с парнем, который шпионит за людьми из кустов? Именно поэтому он в лапах педофила. Когда мы уходим так далеко, что становятся слышны голоса, я разворачиваю пацана к себе и говорю: — Сейчас пойдёшь вот по этой тропинке — она ведёт к дороге. Выйдешь на остановку, на восьмом автобусе можно вернуться обратно. На «Мегаспорте», если что. Там объявят или у кондуктора спросишь. Парень хмурится: — Зачем? — Здесь опасно. — Я хочу получить Нинтендо. — Ты что, за какой-то дурацкой приставкой сюда пришёл? — злюсь, потому что это звучит слишком глупо. — Мама не учила, что нельзя разговаривать с незнакомцами? — Так нахера ты со мной заговорил? — дерзко спрашивает он, а я и не замечаю, как ловко он переходит на ты. — Я помочь пытаюсь, придурок. Он морщится, словно я ему осточертел: — Сам придурок, ясно? — он разворачивается. — Я ухожу. Я резко хватаю его за руку, говорю, что не в ту сторону. К воде — нельзя. Там он. Мы начинаем всерьёз ругаться: — Чё ты хочешь от меня? Отпусти! — Я тебя от педофила спасаю. — Чё? Да ты сам похож на педофила. Чё ты меня хватаешь? Он меня выводит своей тупостью. Я — и педофил? — Ты дурак? Стал бы тебе педофил давать инструкции по спасению? — Сам дурак. — Последний раз по-хорошему прошу: развернись и иди к дороге. — Да? А чё потом сделаешь? Маме пожалуешься? Мне больше ничего не остается. Он продолжает огрызаться, не понимая, что я его спасаю, поэтому мне приходится вытащить из кармана пистолет. Я же не Макаренко. Не педагог там какой-нибудь, дипломов по затыканию детей не имею. Сколько можно терпеть? Настаиваю пушку на него, прямо в лоб, и говорю: |