Книга Джошуа, страница 31 – Микита Франко

— Что-то случилось?

Он потерянно смотрит, пытается что-то прочесть по моему лицу. Говорит:

— Ты… был странный ночью. Ты не помнишь?

Пытаюсь вспомнить ночь. Мы занимались сексом? Оглядываю себя. На мне трусы, а после секса я засыпаю голым. Но всё ведь к этому шло? Мы стояли вот здесь, возле кровати, жались к стене, целуясь, и я тянулся к шкафу — там, на дверце, висели мягкие хлопковые веревки. Хотел попросить связать меня. Но не попросил?

Признаюсь:

— Я не помню.

Жду, что он тяжело вздохнет, как это делает всегда, если речь заходит о моей памяти, но он начинает извиняться:

— Это я виноват. Прости.

Не понимаю:

— В чём виноват?

— Я сделал… в общем, не надо было так, наверное.

Начинаю тревожиться.

— Что ты сделал?

— Я хотел, чтобы ты посмотрел мне в глаза.

— И я посмотрел?

— Я снял ленту. И ты посмотрел.

Тревога разрастается. Я не могу смотреть в глаза, когда занимаюсь сексом. Это кажется физическиневозможным, как выворачивать стопы, выгибать пальцы к кисти, распадаться на атомы. Действие за пределами моих возможностей. Я даже не пытаюсь, я сразу прошу: не надо.

И Влада просил. Тогда зачем он?..

— Прости, — виновато повторил он, в сожалении сводя брови. — Просто так иногда сложно…

Не знаю, за что он извиняется. Не могу на него злиться, потому что ничего не помню. Это пугает. Я себя пугаю.

— И что было? — уточняю, боясь услышать ответ. — Когда это случилось…

— Ты отшатнулся… Стал какой-то другой. Говорил странные вещи.

Замечаю, что он уходит от ответа, и настаиваю:

— Какие? Расскажи по порядку. Я не помню ничего.

И он рассказывает.

Этой ночью мы занимались сексом. Это я помню. Я попросил закрыть мне глаза и связать (ага, всё-таки попросил). Влад так и сделал, зафиксировал мои руки за спиной. Началась прелюдия, всё как обычно: он помог опуститься перед ним на колени, я попытался зубами расстегнуть ширинку на его брюках (мы даже смеялись!), он сам вытащил член и поднес его к моим губам. Потом это случилось. Он потянул за ленту, чтобы посмотреть мне в глаза, и я сначала застыл («Как магия, знаешь, в Гарри Поттере: «Ступефай!» или что там», — говорит Влад), а потом начал испуганно отползать, пока не уперся спиной в кровать. Влад спросил, что случилось, а я сказал… Тут Влад запинается, но всё-таки договаривает. Я сказал:

«Ты какого хрена со мной делаешь?»

Он подумал, что я так расстроился из-за ленты, предложил завязать глаза обратно, но я разозлился еще сильнее:

«Издеваешься? Ты сраный насильник, ты какого хрена меня связал?!»

«Я не… я не насильник, — Влад, конечно, удивился моим заявлением (я тоже, слушая, удивляюсь). Он сказал: — Давай я развяжу»

Из-за того, что я ужасно нервничал и елозил, натирая веревками руки, Влад решил освободить меня как можно быстрее и взял для этого складной нож, с которым мы обычно выбирались за город. Он обрезал веревки и, когда закончил, я вырвал у него нож и стал угрожать.

На этом моменте я ему не верю. Но Влад очень серьёзно говорит, что я смотрел ему в глаза и говорил: «Я убью тебя».

Я перебиваю:

— Такого не может быть. Ты, наверное, преувеличиваешь. Может, я другое говорил?

— Ты держал лезвие возле моей глотки. Вот здесь, — он точным движением показывает на себе.

По кожебегут мурашки. Еще ничего не понимаю, но уже всё чувствую: внутренние органы подбираются к горлу.