Онлайн книга «Тысяча и одна тайна парижских ночей»
|
Елене Борги, улица Тебу, 74. Ты была добра до конца, мой дорогой друг, но я не пожелала питаться милостыней, как ни были деликатны руки, предлагавшие мне обол. Я претерпеваю тысячу мучений со времени своей последней болезни, потому что не имею мужества работать; кроме того, когда я вздумала давать уроки музыки, встретила везде отказ, так как слишком прославилась с дурной стороны. Есть люди, привыкающие к бедности, но я предпочитаю ей могилу. Поэтому жизнь моя должна прекратиться. Побывай в Аньере у моей матери, которая, как ты знаешь, живет там из милости; она и ты, вы обе простите меня. Сходи на улицу Святых Отцов, к барону; он сделался жесток с того времени, как я утратила красоту, но, без сомнения, не откажет купить мне могилу. Я предпочла бы Монмартрское кладбище, потому что оно ближе и было свидетелем моей любви. Пышности никакой, простые похороны бедняка. Я только прошу барона откупить мне могилу на пять лет, потому что боюсь общей. Но если ему вздумается откупить место на вечные времена, то не препятствуй ему. Вместе со мной положи маленькое серебряное распятие, купленное мной во время последней болезни; положитакже портреты, свой и моей матери; можно положить и портрет барона, если это будет ему приятно. Развяжи мои косы; часть из них оставь себе на память, прочими закрой мне лицо. Целую тебя и последний раз подписываю Утром соседка, жившая напротив, не могла понять, зачем стоит у окна Леонтины женщина с повисшими руками и без всякого движения. Наконец соседка поняла, что Леонтина Лемо повесилась. Призвали полицейского комиссара. Елена Борги искренне плакала, хороня свою приятельницу. Барон был в отчаянии и, поклявшись воздвигнуть ей неразрушимый, как его любовь, памятник, удовольствовался тем, что купил ей временную могилу. Глава 4. Рука правосудия Легитимист рассказал следующее. Взгляните на этого человека со шрамом на щеке, бегающего по передним министров и выдающего себя за героя четвертого сентября и друга членов Коммуны. Он требует правосудия, говоря, что получил рану на войне и поэтому имеет право на должность. Вот каким образом он был ранен. Это случилось четвертого сентября в три часа. Люди, видевшие в разгроме Франции только торжество Республики, уничтожали на всех памятниках эмблемы Империи, гордясь этим подвигом. Упомянутый человек – я не скажу его имени, чтобы не опозорить последнего, – бросился со всем героизмом сентябриста и с криком: «Победа!» Против кого? Против статуи закона, поставленной на площади законодательного корпуса. Он осыпал ее бранью, затем полез вырвать орла из ее рук. Но по странному случаю в ту минуту, когда он хочет вырвать орла, рука статуи отламывается и, как истинная рука правосудия, дает ему пощечину, от которой остался неизгладимый след. Кровь брызнула на мрамор; сентябрист, лишившись глаза и четырех зубов, убежал со страхом, как будто его преследовали пруссаки, от которых не могли защитить его товарищи по восстанию. Достоин ли отечества этот безымянный человек? По недоразумению его наградили военной медалью, основываясь на свидетельстве одного слепца, который утверждал, что рана на щеке нанесена осколком прусской гранаты. Но он не осмеливается носить военную медаль. Отчего? Оттого, что один честный человек, знающий его, дравшийся против пруссаков и не требовавший за это награды, сказал ему: «Если ты когда-нибудь осмелишься носить военную медаль, я накажу тебя рукой правосудия». |