Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 279 – Арсен Гуссе

Небольшого труда стоило ей доказать Доверню, что он напрасно осмеивает влюбленных; Мария Фарель сделала ему умильные глазки, улыбнулась и, усвоив его тезис, объявила, что любви не существует, что она простой обман чувств и что было бы прискорбно впасть в это дурачество, приравнивающееженщину к скоту.

Она так хорошо притворилась невинной и неверующей, так искусно уклонялась от первых прельщений художника-доктринера, что зажгла в нем одну из сильнейших страстей. Он любит ее до безумия, она же упорно сопротивляется ему. Тщетно кается он, выражает готовность загладить свое неуважение к господину Купидону – она ни на волос не уступает, беспрерывно повторяет ему его же сентенции и говорит, что больше доверяет его уму, нежели сердцу. Первый убил последнее.

Клянусь вам, комедия отлично сыграна. Мария Фарель – гениальная комедиантка и ради своей потехи убила бы Доверня. Посмотрите, едва можно узнать в этом бледном привидении человека, смеявшегося над всеми. А если бы вы его видели вчера в Опере! Он пожирал глазами Марию Фарель, которая ни разу не повернулась в его сторону.

И таким-то образом все в мире оказывается непостоянным, ничто не выстаивает: ни характеры, ни теории, ни страсти, ни гордость; дух противоречия вечно будет комедией из комедий.

Маркиз рассказал нам о следующем происшествии.

Княгиня С. Грациан прелестна. С ней нельзя говорить о политике, потому что вся ее политика заключена в том, чтобы быть прекрасной и умной. Искусство рано привлекло ее к себе, но тем не менее она окружила себя самым блестящим двором, не довольствуясь геральдическими князьями, а жаждая владык литературы и искусств, прославляющих себя книгой, картиной, изваянием. Память ее уже украшена золотым ореолом. Он с бо́льшим еще блеском будет напоминать грядущим векам всех тех женщин, которые, начиная с Дианы Пуатье, собирали «мирскую академию». У княгини можно видеть представителей всех пяти отделов Академии, не считая сорока. И какая простота и смиренномудрие! Княгиня до того простодушна, что никто не рисуется перед нею. Кокетства ни капли. Расин умер от недовольного взгляда Людовика XIV; Сен-Бёв, изгнанный из салонов княгини, сошел в могилу. Когда война изгнала княгиню, Теофиль Готье умер с горя, до такой степени он привык жить среди вдохновляющей дружбы.

А скольких нет других! Одни взяты могилой, другие Республикой, но последние никогда не забудут, что оставили частицу своего сердца под нежным солнцем двора, как выражался старый поэт Теофиль, сожалея о Лувре Людовика XIII, но они вернутся: дверь настолько умна, что никогда не запрется.

В ожидании этого княгиня рисует не только с женской грацией, но и с широтой кисти, приобретаемой долговременными сношениями с великими колористами. Она раздает свои произведения друзьям. Рисуя сама, она еще больше любит чужие картины, преимущественно первые произведения начинающих художников. Но тем не менее она страстно любит старых художников итальянской и французской школы. Я забыл сказать о двух фигурах Хальса и Ван Дейка, которые так хорошо отделяются от рамок, что кажутся приглашенными гостями.

Княгиня живет на берегу озера, в котором, разумеется, имеет право ловить рыбу; но ловля ее никогда не бывает успешна. Однако один молодой дворянин, маркиз времен Реставрации, но принадлежащий к весьма старинной фамилии, доставил княгине случай быть свидетельницей чудесного лова рыбы в указанном озере. Он просил представить его княгине, но так как через пять минут после представления он обыкновенно становится хозяином дома, то княгиня отказалась от его знакомства. Маркизне упал духом и придумал следующую комедию.