Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 229 – Арсен Гуссе

– Я уверен, что вы ошиблись, – сказал он ей.

– Нисколько, – отвечала княгиня, – я хотела видеть Родрига и Дон Жуана.

Заметив желание княгини потрунить, фавн предупредил ее и сам стал смеяться над собой.

– Как вы, так и я, – сказала ему княгиня, – мы оба не верим ни одному слову из того, что говорят о вас; однако репутация соблазнителя должна удивлять вас самого.

– О, конечно, да; но уверяю, что не брал патент и не плачу пошлин за это ремесло; впрочем, при случае исполняю обязанности порядочного человека.

Княгиня взглянула на улыбавшегося фавна и начала смеяться, чтобы взять над ним верх.

– Мне говорили, будто есть такие сумасшедшие женщины, которые боятся вас.

– И знаете ли почему? Потому что я не боюсь их.

– Но я, разумеется, не боюсь вас.

– Быть может, вы рассчитываете внушить мне страх?

– Нет, но, вероятно, я приведу в немалое смущение.

Княгиня находила, что разговор принял хороший оборот. Она осмотрелась, чтобы убедиться, не подслушивает ли их кто-нибудь. Княгиня говорила о выпавшем снеге, о танцовщице, приславшей письмо ее мужу, о последней академической речи, одним словом, о всех малозначительных светских и несветских предметах.

Фавн обладал искусством слушать и еще более драгоценным качеством: не быть в тягость. Он уходил всегда раньше конца, что составляет чудо умения жить в свете.

Он встал.

Это несколько озадачило княгиню, которая надеялась продержать его целый час под обаянием своей красоты.

– Прощайте, – сказала она гордо.

– До свидания.

– До свидания! Не думаете ли, что я приеду к вам продолжать разговор?

– Ведь вы не боитесь меня.

– Берегитесь; я способна нагрянуть к вам в одно прекрасное утро, и тогда уже вы будете меня бояться.

Фавн позабыл о княгине, когда однажды, около двух часов пополудни, ему доложили о даме, которая не хотела сказать своего имени. Он вышел в гостиную и застал там княгиню.

– Да, – сказала княгиня, скрывая свое волнение, – как видите, я храбра.

Фавн лукаво улыбнулся.

– Мне сказывали о вашем таинственномотеле, – продолжала княгиня, – и я хотела увидеть зверя в его берлоге.

– От вас зависит остричь когти влюбленному льву.

– В кого?

– В вас.

– В меня?

– Почему бы и нет; не я первый, не я последний.

– Стало быть, вы можете даром тратить время?

– Я люблю только потраченное даром время.

– Ну, можете любить меня, но не станем говорить об этом.

– Согласен, потому что вы умны и хорошо знаете песню.

– Именно так. Если хотите, займемся историей.

– Отличная мысль.

– Прежде всего, скажите мне, почему все замечательные в древности женщины были блондинками, тогда как в стране рождались только брюнетки.

Фавн сел на подушку у ног княгини и взял ее руку; она, казалось, не заметила этого.

– Вы затрагиваете важный вопрос. Действительно, Венера, прекрасная Елена, Фрина были блондинки. Могу сказать вам, что в настоящую минуту я пишу записку об этом предмете для представления в Академию. Греки далеко не то, чем их обыкновенно считают. Греция не что иное, как английская колония, основанная за несколько веков до Гомера. Страна была прекрасна, и несколько допотопных лордов и леди, возненавидя вечный туман Англии, выехали из отечества с целью отогреться на солнышке. Разумеется, они прибыли в страну не в качестве простых смертных и построили себе, до самой горы Олимп, мраморные и порфировые дворцы, и стали выдавать себя за богов и богинь, потому что были прекрасны. Гесиод, Пиндар, Гомер, Фидий, Зевс, Апеллес были их историками, поэтами, скульпторами и живописцами.