Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 152 – Арсен Гуссе

Обе дамы приняли слова маркиза за непреложную истину.

– Поздравляю вас, любезный маркиз, – поклонился я ему, – мне казалось, что у вас злой язык, но теперь я с удовольствием заметил, что вы защищаете оскорбленную добродетель.

Маркиз лукаво улыбнулся.

– Я никогда не позволю говорить дурно о Жанне и безнаказанно кидать в нее камни.

– За исключением драгоценных, – прибавил я.

Скрытые за цветами музыканты сыграли прелюдию вальса.

Мимо нас прошла Жанна, опираясь на руку испанского гранда.

– Вы знаете, я вальсирую, – сказала она.

– С кем?

– С вами.

– Вам известно, что я не вальсирую.

– В таком случае с первым встречным.

Я подвинулся вперед и поклонился ей.

– Первый встречный – я.

– Говоря так, я имела в виду умного человека.

– Стало быть, вы отказываете?

– Пожалуйста, без ложной скромности, – сказала она, подавая руку.

Я ничего не знаю в мире упоительнее вальса; кажется, уносишься в неизвестное и бесконечное, в атмосферу любви и света; при седьмом туре находишься за облаками: встречаешь влажный взор танцующей, вдыхаешь благоухание ее юности; оба существа сливаются в одно; это брак на несколько минут с прибавлением музыки. Шамор сказал, что любовь есть противоположность двух эпидерм. Что сказал бы он, если бы вальсировал?

После нескольких туров мы обменялись словами. Жанна призналась мне в своей страсти к вальсу.

– Я хотела бы умереть вальсируя.

Я попробовал разъяснить ей, что смерти не существует.

– Действительно, – говорил я, – живут сердцем, а не телом, переносят с восхищением или с неудовольствиемтысячу и одну житейскую метаморфозу. Чувства и страсти непрерывно следуют друг за другом в нашей душе; все великое искусство состоит в том, чтобы уметь насладиться минутой, не заботясь о завтрашнем дне.

И еще другие парадоксы, которые обыкновенно болтают на балах.

– Не понимаю, – отвечала Жанна, – до сих пор, желая насладиться минутой, я только плакала; исполнить ваш совет для меня так же трудно, как увидеть звезду на облачном небе.

– Вероятно, ваша молодость не так печальна?

– Все печально, кроме вальса.

– В таком случае насладимся им сполна.

С последним ударом смычка я провел Жанну к буфету. Все места были заняты. В первом ряду я заметил Бриансона, пившего замороженный кофе. Встреча с ним была приятна для меня. Я хотел изучить лицо Жанны в присутствии Марциала, с которым она не виделась с того достопамятного дня, когда он срывал маргаритки вместе с Омон на Pré Catelan.

Я попросил Бриансона пропустить даму.

Они поглядели друг на друга с сильным волнением, но в то же время с удивительной сдержанностью. Казались совершенно незнакомыми. Бриансон поклонился и отошел от буфета. Жанна прошла мимо него, не удостоив взглядом.

– Это Бриансон, – сказал я ей рассеянно и не делая ударения на имени.

– Кто такой Бриансон? – спросила она, взяв обсахаренную вишню.

– Один из числа модных молодых людей.

– Очень приятно слышать.

– Он немного хвастлив, по его словам, ни одна женщина не может ему сопротивляться.

Я хотел заглянуть в глубину сердца Жанны.

– Он, конечно, богат, потому что, надеюсь, не мог бы иначе пользоваться их благосклонностью. Зачем он сюда приехал? Здесь ему не место.

– Он имеет претензию кружить головы всем порядочным женщинам.

– Если не ошибаюсь, я, кажется, вальсировала с ним однажды. Не хвастал ли он, что пользуется моим вниманием?