Онлайн книга «Тысяча и одна тайна парижских ночей»
|
Это олимпийское шествие ежегодно призывает бо́льшую часть модных девиц, которые решаются переплыть Ла-Манш. Их привлекает не конский мир, а мир любезных турфистов, о котором в тесных кружках рассказывают чудеса. Если мы заимствуем у англичан их кровных лошадей, их турф, скачки, то они с лихвой заимствуют у нас модных девиц, которые, однако, недолго гостят в Англии: они питают отвращение к туману, английскому пиву и к чаю с сандвичами. Недели через две они возвращаются во Францию с грудами банковых билетов, а иногда – увы! – с несбывшимися надеждами, доказательством чему может служить письмо Неизбежной, присланное с последних скачек упомянутому Бурдону. Эпсомские скачки. Раскаяния. Да, раскаяния, как ты сам убедишься в том. Во-первых, я до сих пор еще не знала, почему так называют лондонские скачки. Но теперь уразумела, что англичане у себя дома пираты и контрабандисты. Я переехала Ла-Манш с лордом Соммерсоном, который скрылся в своих владениях. Пришлось изменить своим правилам и опять попасть впросак. Представь себе: целую неделю я была в дружеских отношениях с лордом из парламента; он дал мне отличное помещение в своем сердце и, казалось, очень любил меня: я уже видела себя англичанкой, миледи, как вдруг вчера мое чудовище преспокойно объявляет, что расстается со мной и уезжает и Манчестер, где у него стальной завод, жена и полторы дюжины детей! Какой ужас! Англичане бывают англичанами только во Франции. Приезжай поскорее за мной или пришли тысячу франков. Я не стану больше изгонять своего сердца из отечества и будут любить только тебя одного, мой жужжащий шмель. Слог – человек, сказал Бюффон. Не сообщил ли естествоиспытатель своего замечания Неизбежной? Ее слог понравился Бурдону, и тот послал ей пятьсот франков. Как только Неизбежная ступила на парижский материк, Бурдон опять стал ездить к ней, к великому соблазну женщин полусвета, которые еще не допускали Неизбежную «в свои салоны». Это была неслыханная страсть. Госпожа Бурдон не покорилась злой участи иметь соперницей особу с именем Неизбежная и потому приняласвои меры. Она занялась Альфонсом Шевалье, молодым биржевиком, имевшим четвертую долю в сделках и желающим брать свое всюду. Кажется, в эту пору Бурдон проиграл половину. Однажды, разбирая, в свою очередь, счета прачки, он, к немалому своему удивлению, нашел записанными в них батистовые платки с вензелем А. Ш. Так как в счетах должны обозначаться только полотняные платки с вензелем Э. Б., то он произвел следствие, желая знать, какой султан изволил бросить его жене батистовый платок. Госпожа Бурдон – олицетворение всех домашних добродетелей. Другая на ее месте швырнула бы в огонь платки с буквами А. Ш. Но она была не так глупа. Разумеется, Бурдон открыл, что платки принадлежали его компаньону по биржевой игре. Быть может, ему было бы приятно, чтобы в конце месяца жена явилась с повинной и восстановила внутренний мир; но оскорбленная честь заставила взяться за оружие, тем более что один из его друзей выразился в его присутствии, будто настало поветрие быть дольщиком мужа. Дрались на границе. Муж был ранен в колено, так что теперь уже не станет так скоро бегать к Неизбежной. Журналы едва намекнули на эту супружескую драму – третий акт которой окончится комедией развода. Назовут ее Мемуарами прачки. Но ни Брессан, ни Брэндо [59] не возьмут роли супруга, потому что считают несовместимым со своим достоинством играть обманутых мужей. Странная претензия, особенно когда вспомнишь великого Мольера, который вдвойне играл эту роль: у себя дома и на сцене! |