Книга Эта башня во мне, страница 90 – Надежда Ожигина

– Я предупредил, – пожал плечами Григорий. – Если б вы были благоразумны, отдыхали б теперь с чистой совестью. Ну а так – не обессудьте, господин командор. Ваш дух задержится в «Ленинградской», пока не найдется наследница нашей прелестной Софи. Надеюсь, это будет Тамара.

Самойлов потеряно сел на стул. Он был мертв каждой клеткой тела, но душа трепыхалась, жила, захлебывалась черной памятью. Заключенная в темницу яркая искра, которой отказали в покое.

Воронцов неторопливо вышел из студии, было слышно, как он роется в кабинете, скидывая на пол старинные книги. Вернулся мерзавец с многотомником Маркса. Нашел, будь ты проклят во веки веков!

– Пустое, – не глядя, отмахнулся Григ. – Я проклят давно и не вами, не тратьте ошметки души. Изрезали Маркса, ну как вы могли! Все равно, что вырвать страницы из Библии.

Он потрошил том за томом, вытаскивая части архива из вырезов в книжных блоках. Вернул только личный дневник Самойлова, наскоро пролистав.

– Это сохраню для наследницы башни. Пусть наслаждается чтением. А где остальное, господин командор?

– В запасниках Оружейки! – мстительно проскрипел Самойлов, с усилием двигая челюстями. Голосовые связки уже отказали, намертво застыли в изумленном вскрике, речь становилась все неразборчивей, но главное злодей уловил.

– Вот и славно, – легко согласился Григ. – Пусть полежат, я не против. Заберу при первой оказии. Итак, я ищу амулет звезды и собираю части архива, чтоб воссоздать ритуал. В ваших интересах мне помогать, а иначе не знать вам покоя, Самойлов.

Он собрал бумаги, погасил в зале свет. И Самойлов остался в кромешной тьме. На долгие-долгие годы.

– То есть Григу вы помогать не стали? – на всякий случай уточнила я, с опаской поглядывая на маузер. – И куковать вам тут до скончания века?

Интересный способ самоубийства, душевный такой, с фантазией. Три рикошета – и пуля в висок! Эффектнее, чем в кино!

Как и Григ, я вышла из студии, оставив самоубийцу во тьме. Прошла в библиотеку, приставила лестницу. Пятый том из творчества Карла Маркса. Спасибо за помощь, господин генерал. Вот и дневник, изучу на досуге. А сейчас буду спать назло всей Изнанке, на своей территории, под черным солнцем.

На следующее утро, ни свет, ни заря я отправилась в МГУ на поиски Маргариты Некрасовой. В вагоне метро удалось присесть, я прислонилась головой к поручню и спала всю дорогу до Универа, старательно изгоняя из памяти ощущения сырого матраса, пропитавшегося ароматами Грига. И скрипучего генерала в студии. Почему он не рассыпался в прах? Ведь гостиница «Ленинградская» обрела со-здание и наследницу! Или в давнем проклятии Грига наследницей считалась Тамара?

За завтраком – сырники со сгущенкой, блинчики с красной икрой и капучино в фарфоровой чашке – я наскоро пролистала дневник.

Кое-что меня зацепило, так, что захотелось схватить канделябр – представительский, чистая бронза с малахитовым основанием – и переломать им Самойлову кости!

…Они стояли вместе на перроне, моя Софи, вся из чистого света, и он, мрачный, как гробовщик, патлатый, как иноходец. Испод, я их сердцем чую.

И ведь опоздал на десять минут, задержался на совещании. Кто же посмел встречать на вокзале женщину капитана кромешников с правом немедленной чистки? Да еще так, с букетом пионов, которые Соф обожает! Я пион не люблю, нелогичный цветок, ни аккуратности, ни дисциплины. Лепестковое месиво. Ненавижу загадочный оттенок – кремовый. И не белый, и не розовый, невзрачное «между». Соф смеется, что в Бюро Кромки слишком неразвито чувство цвета.