Книга Вдовствующая герцогиня замка Оргарон, страница 38 – Надежда Соколова

Колокольчик у кровати оказался дальше, чем я помнила. Рука, дрожа, потянулась к нему, пальцы скользнули по холодной бронзе.

Служанка прибежала почти мгновенно, увидела моё бледное лицо сналётом пота и покрасневшие глаза – заахала от тревоги и без промедления умчалась.

Из коридора донеслось:

– Лекаря! Срочно! – и топот ног по каменным ступеням.

Я уткнулась лицом в подушку, вдыхая запах лаванды, смешанный с собственным потом. Где-то за стеной каркала ворона – насмешливо, протяжно.

Я болела двое суток. В основном температурила, но сознания не теряла, прекрасно понимала происходившее со мной. Лекарь постоянно пичкал меня настойками, самыми разными: от жутко сладких, которые оставляли приторный привкус на языке, до невероятно горьких, заставлявших морщиться от отвращения. Я пыталась глотать их с надеждой на скорейшее выздоровление, но каждое новое зелье лишь добавляло частичку к общей усталости.

Служанки то и дело меняли мне постель и приносили куриный бульон с двумя-тремя кусочками хлеба. Я ела его с трудом – даже простая еда казалась мне тяжёлой и непосильной. Внутри всё бурлило: тошнота и слабость не отпускали ни на минуту. Я чувствовала себя как будто в плену собственного тела, которое предавало меня в самый неподходящий момент.

Матушка, едва узнав о моем недомогании, довольно быстро исчезла из замка, прихватив батюшку. Они уехали в своей карете на следующий день после званого ужина и даже не попрощались.

Я не могла сказать, что была этому удивлена; их равнодушие стало привычным фоном моей жизни. Так что выхаживала меня прислуга – заботливые руки Лины и других служанок были единственным утешением в этом одиночестве.

Болезнь ушла на третий день. Я больше не температурила и даже смогла встать с постели, хотя ноги подкашивались от слабости. С трудом доползла до уборной – каждый шаг давался мне с огромным усилием. Но я была полна решимости вернуть себе хотя бы часть прежней жизни. Сил было мало, но на ногах я всё же держалась.

Завтрак в тот день подали на подносе с синей каёмкой: бульон дымился ароматом петрушки, а хлебные ломти, подрумяненные на сковороде, хрустели.

Потом – мытье, которого я так жаждала.

Ванна оказалась спасением – чугунный чан наполнили водой, в которую бросили горсть соли и лепестки сушёной розы. Горячая жидкость обожгла кожу, но через мгновение мышцы расслабились, будто распутывая узлы. Лина поливала мне спину из ковша, а я смотрела, как пар поднимается к потолку, сливаясь с тенями.

После этого я уселась в кресло у окна, завернувшись в плед из козьей шерсти, и посмотрела наружу. Весенний день развернулся передо мной во всей красе: яркое солнце освещало зелёные поляны вокруг замка, а нежные цветы распускались под его теплом. Птицы весело щебетали на ветках деревьев; их мелодиинапоминали о том, что жизнь продолжается вне этих стен. Воробьи дрались за ветку сирени, рассыпая фиолетовые лепестки.

Я наблюдала за тем, как ветер играл с травами и цветами – они покачивались в такт его нежным порывам. В душе что-то трепетало: надежда? Или просто желание вернуться к нормальной жизни? Я чувствовала себя обновлённой после болезни – словно весеннее солнце прогнало тьму из моего сердца.

Я больше не страдала из-за мыслей о Ричарде. Он воспринимался как давнее прошлое, надежно похороненное в моем сердце под грузом повседневных дел.