Книга Вдовствующая герцогиня замка Оргарон, страница 34 – Надежда Соколова

У герцогини Аделины горт Жатарской было большое семейство, впрочем, как почти у всех в нашей дальней провинции. И вся эта толпа собралась сегодня в усадьбе ее сиятельства. Сама она недавно овдовела и потому могла, не стесняясь, командовать всеми, как настоящая глава семейства.

Высокая и плотная женщина с осанкой, говорящей о годах привычки держать всё под контролем. Её тонкие черты лица – высокие скулы, изящно очерченные брови и слегка вздернутый нос – указывали на богатое благородное происхождение и множество предков с титулами и заслугами. Глаза Аделины были холодными и проницательными – светло-серыес едва заметным оттенком голубого, словно отражали не только её внутреннюю силу, но и умение видеть слабости окружающих.

Она стояла у входа в усадьбу в платье из тончайшего шелка глубокого изумрудного цвета – оттенок был настолько насыщенным, что казался почти бархатным на свету. Платье было украшено сложной вышивкой золотыми нитями по корсету и рукавам – узоры напоминали ветви винограда с мелкими листочками и гроздьями ягод.

На шее сверкало массивное ожерелье из золота с крупным изумрудом в центре – фамильная драгоценность Жатарских. Волосы, седые у висков, но всё ещё с пепельным отливом, были уложены в башню из локонов, проткнутую золотыми шпильками с рубинами. Одна из них, чуть криво воткнутая, выдавала спешку служанки – но герцогиня этого не замечала. Или делала вид.

Вся её внешность производила впечатление женщины властной и уверенной в себе – словно барыня с Земли, снисходительно наблюдающая за тем, как в её усадьбе собирается толпа людей, появившихся здесь поесть и попить на дармовщину.

Усадьба за её спиной дышала роскошью: резные дубовые двери с гербом – скрещённые мечи над чашей, мраморные ступени, вытертые до блеска, гирлянды из живых цветов, вплетённые в железные светильники. Из открытых окон лились звуки лютни и запах жареного фазана, но сама Аделина казалась не частью праздника, а его стражем.

Когда она делала шаг вперёд, шлейф платья шуршал по камням, как змея по сухим листьям. Гости расступались, кланяясь, но она не улыбалась – лишь кивала, будто отмечая в уме, кто из них достоин её внимания. Даже смех в зале звучал тише, когда она проходила мимо – будто сама атмосфера сжималась под её взглядом.

Её три дочери, уже замужние, суетились рядом, поправляя платья и одёргивая детей. Старшая, Клара, с лицом, как у матери, но без её холодности, пыталась унять сына, тянувшегося к золотым шпилькам в её причёске. Средняя, Лира, в платье с залоснившимися от частой носки рукавами, шепталась с мужем-офицером, бросая тревожные взгляды на мать. Младшая, Мира, с лицом, бледным от усталости, беременная третьим, опиралась на служанку.

Сыновья стояли позади, как тени. Средний, Гарт, в потёртом мундире, нервно перебирал ордена на груди – его жена, дочь разорившегося барона, теребила край платка. Младший, Эдрик, выпячивал грудь в камзоле с гербомжены-наследницы. Его супруга, полная женщина в парче, держала за руку двух близнецов в одинаковых кружевных костюмчиках – их лица были испачканы вареньем.

Между ними сновали дядья и тётки: толстый дядя Фернан с красным носом пьяницы, шептавший что-то о долгах; тётка Ирта в платье с выцветшими розами, норовившая ущипнуть служанок за бока. Племянники-подростки толкались у стола со сладостями, а кузины постарше перешёптывались за веерами, оценивая друг друга украшениями.