Книга Оттенки молока и меда, страница 94 – Мэри Робинетт Коваль

– Это было неизбежно после того, что он сотворил с Бет. – Мистер Дюнкерк вытер ладони о бриджи так, словно они все еще были в невидимой крови. – Бет об этом не знает. Все, что ей известно, – что я приехал и забрал ее домой. А ее добродетель… Она такая доверчивая, у нее такое доброе сердце, но в то время ей было всего лишь четырнадцать. Уж не знаю, как нам это удалось, но мы сумели сохранить этот эпизод внутри семьи, в тайне от всех прочих.

Джейн пробормотала что-то о том, что такое доверие для нее – большая честь и она не подведет мистера Дюнкерка. И, пока они шли дальше, снова вспомнила об отчаянной просьбе Бет не раскрывать ее секрет. Может быть, девушка и не знала о том, что произошло с мистером Гаффни, но уж наверняка догадывалась.

Мистер Дюнкерк сухо улыбнулся.

– Вот в этом и заключается моя дилемма. Если я и впрямь могу верить так, как верю, вашим заверениям о том, что вы ничего никому не расскажете, значит, и история Бет не уйдет дальше вас. Но если вы действительно так хорошо храните секреты, то не сможете ответить на мой вопрос. Однако я не могу не задать его, так что прошу вас простить меня за то, что возлагаю на вас такое бремя.

Он остановился. И воздух вокруг как будто сгустился: оба понимали, о чем сейчас будет спрошено. Джейн замерла, дрожа от волнения.

– Скажите, мистер Винсент для Бет – исключительно учитель или не только?

Облегчение, которое испытала Джейн, услышав этот вопрос, было оглушительным и всепоглощающим, как морская волна. И она даже рассмеялась.

– Нет. Я могу со всей ответственностью заверить, что он для нее только учитель, не боясь предать ничье доверие.

Теперь и мистер Дюнкерк тяжело выдохнул от облегчения.

– Спасибо вам, Джейн. Я… – Он осекся, заметив недоуменное выражение ее лица, не сразу сообразив, что назвалее личным именем. – Ох, простите меня! Бет так часто называет вас в разговоре «Джейн», что я уже привык вспоминать вас именно так. Прошу вас, простите меня за такую непочтительность!

Джейн подняла руку, обрывая поток его извинений, хотя сердце у нее при этом отчаянно затрепетало.

– Уверена, вы вовсе не желали меня обидеть.

То, что для него стало естественным упоминать ее в мыслях по личному имени, было так прекрасно и так неожиданно, что еще пару мгновений она не слышала ничего вокруг, хотя мистер Дюнкерк, конечно же, принялся ее благодарить за великодушие, но Джейн не запомнила ни одного слова: все они утонули под мыслью о том, что он назвал ее по личному имени.

Но этот сладостный момент промелькнул и сгинул быстрее, чем хотелось бы, и мистер Дюнкерк снова вернулся к теме их разговора.

– Вы даже не представляете, насколько легче мне стало на душе. – Он взглянул на темнеющее впереди крыльцо поместья. – Я рад, что вы решили навестить Бет сегодня. В последнее время она в меланхолии, а вы всегда приносите радость в Робинсфорд-Эбби.

– В самом деле? Мне казалось, что сегодня я не принесла с собой ничего, кроме букета из листьев.

– Тем не менее это так. – Мистер Дюнкерк взглянул на нее так, словно собирался добавить что-то еще, но затем резко отвернулся, чтобы поправить какой-то ремешок на сбруе лошади.

После нескольких неловких попыток продолжить беседу, состоявших в основном из пауз и недоговоренных фраз, они все-таки сумели нащупать более-менее подходящую тему для разговора и закончили его обменом дежурными любезностями, необходимы для того, чтобы оба окончательно убедились, что все неловкости остались позади.