Книга Ночная радуга, страница 81 – Жанна Володина

— Спасибо, не нуждаюсь, — как можно тверже отвечаю я. — И прекрати, пожалуйста, эти намеки. Мы не семья и не влюбленные. Жить вместе мы не будем.

— Почему? — как так быстро Никита сократил между нами расстояние, я не понимаю. Только что я стояла возле камина, а он на пороге большой гостиной — и вот он держит меня в крепких и сильных объятиях. — Тебе не приходило в голову, что это может быть просто судьба?

— Судьба — это то, что делается с нами против нашей воли, но меняется под влиянием наших усилий, — говорю я, чувствуя жар его рук и прилагая эти самые усилия, чтобы освободиться.

— Бороться с судьбой трудно, но возможно, — соглашается он шепотом, не сдавая позиции и не отпуская меня.

— Вот я и борюсь, — мой ответный шепот в его левое ухо показывает, как трудно ему держать и себя, и меня в руках.

Звонок телефона заставляет вздрогнуть уже обоих. Верещагин потрясенно смотрит на домашний аппарат — узкую трубку стального цвета, висящую на стене. Голос в трубке удивляет Никиту не меньше, чем сам факт звонка.

— Я бы сказал доброй ночи, а не добрый вечер! — говорит кому-то Верещагин, мгновенно ощетинившись и помрачнев. — Разговор не может подождать до утра, Илья Романович? Не подскажете, как узнали мой номер телефона? Я сам его не знаю.

— Папа? — спрашиваю я, решительно забирая трубку из рук Никиты. — Ты в Москве?

— Да, — голос отца глух и раздражен. — С тобой всё в порядке? Верещагин тебя не трогал?

— Папа! Это, в конце концов, просто смешно! — громко, отчетливо говорю я, глядя в глаза Верещагину. — Поздно блюсти мою честь. Мне тридцать, и я, как оказалось, замужем. Но это вовсе не означает, что моего молодого мужа ждет постель. Вернее, я в постели.

— Прекрасно! — жестко и как-то издевательски иронично отвечает мой отец. — Передай ему, что я все вижу и слышу. Я был в Киеве и отыграл два его хода. Пусть утрется!

— Передай это сам. Даже запоминать не буду, — устало отвечаю я, нисколько не удивившись отцовской лексике. Отыграл… Это еще и игра…

Верещагин слушает моего отца, напрягшись и окаменев. Я реально вижу, как его глаза, всего пару минут назад наполненныестрастью, теперь выплескивают наружу ненависть и презрение. И эти эмоции вполне эквивалентны предыдущим по глубине и силе. Страсть Верещагина не я. Его страсть — игра с моим отцом. Игра на выбывание.

— Я прекрасно осознаю, что делаю, Илья Романович, — огрызается Верещагин.

Я не понимаю вопросов отца, но слышу ответы «мужа». Полноценная картинка не складывается. Только разрозненные лоскутки, ничего не объясняющие, а только запутывающие. Под такие ответы подойдут сотни вопросов.

— Нет. Не боюсь.

— Да. Не отпущу.

— Нет. Не сказал. Предоставляю это вам. Как говорится, только после вас.

— Нет. Я никуда не тороплюсь. Десять лет ждал — подожду еще немного.

— Да. Сделаю и это.

— Глупо упрекать в подонстве подонка, дорогой мой тесть. Или вы ждете, что я буду называть вас папой?

— Странно, но он бросил трубку, — эти слова Никита говорит уже мне. — Только разговорились, нашли общий язык…

Раздается звонок уже на мой телефон. Виктор Сергеевич.

— Валерия Ильинична! Я на улице в машине. Если что…

— Если что?! — эмоционально спрашиваю я, натыкаясь на насмешливо злой взгляд Верещагина. — Ваш работодатель настаивает на том, чтобы мы ночевали здесь.