Книга Ночная радуга, страница 79 – Жанна Володина

— Не может быть! Это он? На ходу?

— Может. Он. На ходу, — улыбается Никита, подмигивая и показывая фотографию мне. — «ИЖ-49». Раритетный мотоцикл. Федору достался от прадеда.

— Никита его восстановил! Представляешь, Лера?! — перевозбудившийся Федор залпом выпивает огромную кружку пенного пива. — Мне все мастера отказали! Я счастлив! Спасибо, друг!

В течение двух часов я сижу рядом с Верещагиным с бокалом прохладного белого вина в руках и наблюдаю за происходящим. Девчонки, окружающие Федора, строят глазки Никите, виновато мне улыбаясь. Гости произносят тосты, рассказывают байки из жизни ветеринара дяди Федора.

Верещагин прижимается бедром к моему бедру и, как я ни пытаюсь отодвинуться, становится только хуже. Горячее мужское бедро опаляет меня жаром, словно мы сидим в сауне, а не в баре. Мне кажется, что чулок на правой ноге сейчас просто расплавится, и я получу ожог. Никита смотрит на мою ногу, но, кажется, что видит он ту самую резинку от чулка, которую я опрометчиво показала ему, выходя из машины.

Верещагина раздирают противоречивые чувства и эмоции: это понятно и по тому, как он каменеет каждый раз, когда контакт бедер усиливается, и по тому, как время от времени смотрит на меня, жарко, тяжело, пугающе. Карие глаза то вспыхивают, то мутнеют, подергиваясь легкой дымкой плохо контролируемой страсти. Похоже, скоро меня ждут серьезные проблемы. Не тот это мужчина, которого можно разжечь, растравить, а потом просто отставить остывать в стороночке, как свежеиспеченного Колобка на подоконнике.

Поэтому, когда Женька встает из-за стола, чтобы выйти в туалет, то я, пользуясь ранее состоявшимся знакомством, быстро встаю тоже и иду с ней.

— Привет! — обращается к моему отражению рыжеволосая приятельница, прихорашиваясь у туалетного зеркала. — Выглядишь… офигенно! Тебя никогда не пытались украсть? Можно ведь на «ты»?

— Нет! — смеясь, вру я, вспомнив происшествие в театрес Сергеем-Филиппом. — Никто и никогда. И да. Можно.

— Странно! — хихикает Женька и убежденно добавляет. — Тогда должны пытаться отравить! Вон, Федины подружки талантливее Тимофея кривляются, чтобы Никите Алексеевичу понравиться. А теперь такое препятствие в виде тебя!

— Я оставила без присмотра бокал с недопитым вином! — охаю я. — Что теперь будет?

— Его отравят! — констатирует Женька. — Я бы обязательно отравила!

— Жестоко! — картинно сокрушаюсь. — За что?

— За красоту, — пожимает плечами Женька, вытирая руки. — Потому что нельзя быть на свете красивой такой… Ты ж в курсе?

— В принципе, да… — теперь плечами пожимаю я.

— Это хорошо, что ты замужем, — Женька аккуратно расчесывает свои кудри. — Чтобы не было соблазна у других. Никита Алексеевич тебя защитит.

— На меня никто и не нападает, — отвечаю я, проверяя, в порядке ли моя прическа.

— Потому и не нападают! — убежденно говорит Женька. — Мне из Евгения своего еще растить и растить мужчину. А этот — лучшее, что может быть! Вырос уже до встречи с тобой. Тактичный, добрый, умный, сильный…

— Верещагин? — на всякий случай уточняю я, услышав чьи угодно качества, но только не его.

— Разве ты не в такого влюбилась? — Женька тщательно подкрашивает губы.

— Ты права, — быстро соглашаюсь я, чтобы не развивать эту тему. — Именно в такого.

Верещагин ждет меня на выходе, Женька, по-глупому хихикнув, убегает в зал.