Книга Ночная радуга, страница 83 – Жанна Володина

— Нетакая уж она и огромная, — возражаю я из духа противоречия. — У меня дома в два раза больше.

— Знаю, — меняя положения и садясь, отвечает Никита. — Видел.

— Ты видел мою кровать? — холодею я от ужаса. — Когда?

— На фотографиях. Виктор Сергеевич делал фото твоей квартиры. Всех ее комнат, — наслаждаясь моим ужасом, говорит мужчина, совершенно не стесняясь своего внешнего вида и позволяя мне видеть свою голую грудь и живот. — Хочешь выпить?

— Я не люблю алкоголь, — автоматически отвечаю я дежурной фразой, которую использую много лет в диалогах с мужчинами.

— Какой кошмар! — издевается надо мной Верещагин. — И как же ты спасаешься от мерзостей и трудностей этого мира? Пожалуйста, скажи, что сексом!

— Общением, дружбой, работой, — эти слова, самые честные в мире, я произношу с полной уверенностью в том, что говорю. — Любовью.

Никита резко встает и подходит ко мне.

— Чем сильнее любовь, чем крепче дружба, тем глубже и страшнее предательство, — напоминает мне на глазах раздражающийся мужчина.

— Естественно, — спокойно не спорю я. — Враг не может предать. Предать может только друг или любимый человек. В этом и есть смысл дружбы и любви.

— В чем в этом? — я чувствую запах виски, когда он наклоняется ко мне близко-близко. — В предательстве?

— В доверии, — отвечаю я, не отодвигаясь. — Без него нет ни дружбы, ни любви.

— Доверять кому-то очень глупо, фатально глупо, — выплевывает из себя фразу Верещагин.

— Не доверять другу — нелепица. Значит, он не друг. Не доверять любимому — катастрофа. Значит, он не твоя судьба, — уверенно говорю я мрачному и недовольному моими словами мужчине, который сейчас нависает надо мной с выражением лица, больше подходящим прокурору, зачитавшему приговор серийному убийце. Он и удовлетворен своим приговором, и очень раздосадован тем, что закон не позволяет просто вздернуть преступника. Без суда и следствия.

— Так мы болтаем? — вдруг расслабившись, спрашивает он, возвращаясь на диван и рукой демонстрируя жест гостеприимства: мол, садись, не стесняйся.

— О чем? — удивляюсь я приглашению. — У нас на всё диаметрально противоположные взгляды. О любви и дружбе уже не поговорим.

— Мы можем поговорить о предательстве, — подбрасывает тему Никита, наливая себе еще виски в бокал со льдом.

— У меня нет опыта, —говорю я, садясь на противоположном конце длинного дивана. — Мои друзья меня не предавали. Длительных отношений с мужчинами у меня никогда не было, и они меня тоже не предавали.

— А отец? — впившись в меня болезненно острым взглядом, пытает Верещагин. — Его уход из семьи разве не предательство?

Размышляю, прежде чем ответить.

— Моя мама сказала мне, что папа уходил тогда не к женщине. Просто он уходил от нее. По ее же просьбе, — зачем-то честно отвечаю я на неудобный вопрос «мужа». — У меня нет оснований ей не доверять.

— Что за семейка у тебя блаженная! — почти с отвращением говорит Верещагин. — Брошенная женщина с ребенком не винит мужа в уходе из семьи. Дочь, выросшая с матерью-одиночкой, общается с отцом, не воспитывавшим ее. Не просто общается, а даже отказывается его проучить за подлость и предательство.

— У меня непростые отношения с отцом, — я снова предельно честна. — Я долгое время, действительно, была обижена на него за то, что он оставил маму. Но потом, в том числе и благодаря маме, эта обида прошла. Да. У нас с ним нет близких отношений, но у нас есть порядочные отношения.