Книга Ночная радуга, страница 84 – Жанна Володина

— Порядочные? — Верещагин откидывается на диване, обманчиво демонстрируя расслабленность и равнодушие. — Порядочный человек порядочен во всем. Нельзя быть таковым в семье, но не быть таковым за ее пределами.

— Поскольку тебе это качество не свойственно, не вижу смысла обсуждать его отсутствие у моего отца, — дерзко говорю я.

— Тебе не удастся меня оскорбить, — спокойно отвечает на мою дерзость Никита, отхлебывая виски. — Ты права. У меня нет этого качества. Хорошо, что ты это понимаешь. Не будет сюрприза, когда…

Он замолкает и не отрываясь смотрит в мои глаза, потом, сглотнув, говорит:

— Я раньше никогда не понимал этого слащавого сравнения глаз с омутами. Теперь понимаю… В детстве в одном из таких чуть не утонул. Отец спас.

— Тебе не обязательно говорить мне комплименты, — чувствую, что улыбка моя получилась кривой и неискренней. — Я в курсе, что у меня большие и красивые серые глаза. Это видно и тебе, я понимаю. Этого вполне достаточно.

— Устала от комплиментов? — злится Верещагин. От его расслабленности не осталось и следа. — Знаешь, что красива, и пользуешься этим?

— Как именно? — уточняю я вежливо, собираясь встать и уйти. — Вынудила тебяжениться на мне?

Какое-то из только что сказанных мною слов или моя интонация приводят к тому, что Верещагин оказывается сидящим рядом и опять хватает меня.

— Я знаю, по какой причине нас разведут, — морщусь я от боли. — Бытовая драка и мои синяки.

Никита тут же отпускает меня и неожиданным, трогательно незнакомым мне жестом ерошит свои волосы.

— Прости, — бормочет он. — Я до тебя никогда не хватал женщин. Даже позыва не было.

— Они хватали тебя? — весело уточняю я, так мне нравится его растерянность. — Тогда ты не альфа-самец. Он всё и всех хватает сам и первым.

— А! — фыркает Верещагин. — Твоя дурацкая иерархия самцов!

— Не моя. Не дурацкая. Но иерархия, — смеюсь я. — Психологи делят вас на группы по буквам греческого алфавита.

— Можно узнать критерии деления? — по-доброму мне улыбаясь и гипнотизируя мои губы, спрашивает Никита. — Очень уж хочется узнать, кто я. А то вдруг я делаю что-то не так, как положено представителю моей группы. Это ж какой позор! Надо же соответствовать!

— Критерии просты, — мне вдруг становится легко и еще веселее. — Степень доминирования в обществе, уважение среди мужчин, успех в работе, популярность у женщин.

— Да? — разочарованно спрашивает Верещагин. — То есть не все завязано на сексе?

— По Фрейду всё, — отвечаю я и поздно понимаю, что сказала провокационную вещь.

— Всё? — мужчина отставляет стакан и подается ко мне всем телом.

— Я имею в виду, что Фрейд считал развитие личности именно психосексуальным, — объясняю я, напрягшись и отодвигаясь. — Мне кажется, твоя личность уже достигла пределов своего совершенства. Я не знаю, кто ты из самцов. Мне это безразлично.

— Так уж и безразлично? — резкое движение — и его правая рука на моей талии, левая на шее сзади.

Трудно изображать безразличие, когда сотрясает внутренняя дрожь, грозящая выйти наружу истерикой. Вот бы Сашка удивилась! Хоть видео снимай…

— Безразлично, — холодно подтверждаю я и больше для себя, чем для него, добавляю. — Абсолютно.

— Врешь! — выдыхает в мой приоткрытый рот смесь ароматов виски и потрясающего мужского парфюма Верещагин. — Твои омуты потемнели и сверкают, как ночная вода на Ивана Купала.