Онлайн книга «Ночная радуга»
|
— И я рада! — честно отвечаю я и из вредности, которой никогда в себе не замечала, добавляю. — Все так ошибаются. Потом расстраиваются. Пока Екатерина, ошарашенно распахнув глаза, раздумывает, обнять, поцеловать или плюнуть, я здороваюсь с Маргаритой Ковалевской. — Привет! — Рита машет мне ладошкой. — Я скучала по тебе! Елена Барон ничего не говорит мне, даже не здоровается. Она в великолепном красном брючном костюме, макияж яркий, вечерний, призывно красные губы рисуют дежурную улыбку для всех скопом. — Ты неотразима! — шепчет, наклонившись к моему уху, Верещагин и добавляет, усмехнувшись в это же ухо. — Рядом со мной ты смотришься… — Зависимой? — подсказываю я в его ухо, тут же почувствовав легкую дрожь его мощного тела. — Хотелось бы… — нагло усмехаясь, отвечает Никита и снова шепчет, чтобы не услышали сидящие с нами за одним столом. — Зависимая, плененная, подчиняющаяся, покорная… Каждое из этих слов в отдельности и все они вместе должны были бы меня, по его версии, смутить, но не смутили. Верещагин не представляет себе уровня моей закалки и продолжительности ее срока. — Ты путаешь меня с представителями твоего (хочу сказать «гарема», но удается подобрать более точное слово) курятника, — с наслаждением хамлю я, получая почти физическое удовольствие от гневного огонька в злых карих глазах. Мне было семь лет, когда я нашла маму сидящей на полу кухни, тихо рыдающей, если так можно выразиться, и так же тихо стонущей. — Лера! — испугалась мама, глядя на меня сквозь спутанные тонкие волосы и икая от неожиданности. — Ты же у бабушки должна ночевать… — Мы перенесли ночевку, — растерянно ответила я. — У бабушки давление, она меня домой отправила… А что случилось? Прошло уже двадцать три года, но я помню наш диалог дословно, хотя никогда не прокручиваю его в памяти. Чем громче и нервознее говорила тогда мама, тем спокойнее и тише реагировала я. — Твой отец уехал! Совсем! От меня! Сказал, что заберет тебя с собой! — Мама. Я останусь с тобой. Не плачь. — Тебе будет лучше с ним! Он сможет дать тебе всё, что тебе только захочется! — Мне будет лучше с тобой. Мне ничего не надо. — Я ему не пара! Он стыдится меня! — Я горжусь тобой и люблю тебя. Мы будем жить вдвоем. В какой-то момент я поняла, что мой ровный голос ее успокаивает. Она больше не кричит, не истерит, не плачет. Мы сидим на кухонном полу и держимся за руки. Молодая некрасивая мать и маленькая красивая дочь. Два самых родных человека. Мама при мне больше никогда не плакала. Стала тихой и спокойной, когда поняла, что я действительно остаюсь с ней, а отец взял на себя все наши финансовые расходы. А я поняла, что все беды и радости в этой жизни надо встречать равнодушно. Отсутствие эмоций дает преимущество, позволяет скрыть слабости и не ошибаться. Почти… Когда Верещагин понимает, что ему не удалось меня смутить, он сжимает зубы и добавляет: — Твое место в курятнике еще свободно, жена моя! Потерпи! Я тоже скучаю. Особенно по ночам. И деланно вздыхает, когда не дожидается в выражениимоего лица отклика на свою грубую шутку. После эмоциональной речи Виноградова-старшего о выставке, ее авторах и устроителях, спонсорах начинается ужин с постоянной переменой изысканных блюд, концертными номерами и аукционом картин. — Лот номер семнадцать! — выкрикивает распорядитель аукциона. — Картина-победитель объявленного нашим учредителем конкурса. Художник просил не объявлять его имя. |