Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 40 – Арсен Гуссе

– Но если ваши уши не слышат меня, то глаза видят.

– Может быть… – прошептала Клотильда, открывая молитвенник, который следовало ей читать во время позирования.

Евгений Ор подошел поближе.

– Клянусь вам,Клотильда, я люблю вас всей душой.

– И я также люблю вас всей душой.

Эти просто сказанные слова не убедили художника.

– Напротив, это вы смеетесь надо мной, – сказал он Клотильде.

– Вы дурно думаете обо мне.

– За что вам любить меня?

– Почему ж и не любить?

Евгений Ор рассказал Клотильде, как она принесла ему с собой счастье, как своей милой простотой украсила его мастерскую, как изгнала от него смертные грехи, воплощенные в женщинах дурного поведения, которые устраивали у него шабаш.

– Все ненавистно мне, – признался он, – все становится приятно для меня, как только увижу вас.

– Если бы вы говорили серьезно, я сама была бы счастлива.

– О да, я говорю серьезно.

Художник опять взял руку своей модели:

– Любовь не преступление, а слияние душ. – И, приблизясь еще, продолжал: – Это слияние губ.

На этот раз ему удалось поцеловать Клотильду, прежде чем она успела отвернуться.

Глубоко оскорбленная, девушка встала, сбежала с подиума и бросилась за шляпкой.

– Простите, Клотильда.

– Я не прощу, потому что вы не любите меня. – У нее навернулись слезы на глазах.

– Остановитесь, Клотильда; клянусь, что не буду надоедать вам.

– Верю вашей клятве. Но так как мы не можем понять друг друга, то прошу вас считать меня лишь бедной девушкой, которая ходит к вам на сеансы.

Евгений Ор переходил от одного удивления к другому: он был мастер вести атаку и нападал на женщин с фронта, с фланга и так далее. Поочередно покорный и дерзкий, страстный и насмешливый, увлекал их то жгучими словами, то неожиданным красноречием. Женщины не любят слышать одно и то же; но перед Клотильдой он ясно сознавал, что его тактика совершенно негодна, и хорошо понимал, что отстоит на сто тысяч лье от этой девушки.

И, однако, он любил ее, как и она его; но сила ее заключалась именно в том, что любовь делала ее добродетельной.

Прошло несколько дней; разговаривали нежно, высказывали друг другу трогательные вещи, но не подвинулись даже на шаг; правильнее сказать, едва чувственность делала шаг, любовь уходила опечаленная.

Наконец это сопротивление раздражило Евгения: его мучила страсть, он дурно спал, сидел постоянно дома, всюду скучал, предпочитая чему угодно свою мастерскую даже тогда, когда не было в ней Клотильды. Комнату его украшали три или четыре карандашных изображения молодой девушки, развешенные с самым сентиментальным выражением. Художник так привык к плотским удовольствиям, что не мог освоиться с чистой сферой души и не имел силы обуздать свои разнузданные чувства: напрасно твердил он себе, что эта молодая девушка – воплощенный идеал чистейшей добродетели, поскольку видел в ней только женщину и хотел обладать ею как женщиной. Его взорам представали только ее лицо, руки и ноги, но воображение дорисовывало все телесные прелести. Походка Клотильды была проста и грациозна, и Евгений Ор не сомневался, что все в ней носит печать высшего художника, и удовлетвориться немым созерцанием никак не хотел. Ежеминутно желал он открыть объятия и заключить в них Клотильду. Много раз, когда она позировала, Евгений приподнимал ей волосы, чтобы придать им большую нежность и легкость, и при каждом прикосновении ему казалось, будто пальцы его обращаются горящими головнями, до такой степени действовал магнетизм.