Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 36 – Арсен Гуссе

– Если бы ты знал, как я думала о тебе и о твоем горе!

Капитан встал грозный, обезумевший:

– Запрещаю вам произносить имя моей матери!

– Я не понимаю тебя, – сказала Мари, по-видимому, не испугавшись гнева своего мужа.

– Вы не понимаете меня! – Он поднял брошенное письмо и кинул его жене в лицо.

– И вы вообразили, – сказала она со своей ангельской улыбкой, – что я провела ночь у графа д’Эмбрена?

– Ни слова больше! Ложь еще сильнее возмущает меня, нежели ваши измены. Я едва сдерживаю себя, чтобы не раздавить вас, как змею. Вон!

– Вы приказываете мне уйти?

– Да, и тотчас, иначе я выброшу вас.

– Но вы забыли, что я у себя дома.

– У себя дома? Не потому ли, что здесь осталось только разорение и позор?

– Нет ни того ни другого. Вы, без сомнения, хотите промотать с другой женщиной наследство матери.

– Наследство матери!

Ослепленный бешенством капитан бросился к жене.

– Помогите! – закричала она.

– Да, да, зовите на помощь. Я скажу, за что выгоняю вас.

– Я не боюсь вас, – возразила Мари, – я хорошо знаю свои права. Разведемся, если угодно. Вы записали на мое имя приданое, отдайте его, а без приданого я не уйду.

Это было новой раной для капитана. Считая свою жену развратной, он не предвидел, однако, того, что она станет требовать приданого, которое записал на ее имя единственно для того, чтобы она не слыла нищей.

– Ваше приданое, – сказал он тоном величайшего презрения. – Советую вам требоватьего через суд.

– Вы правы, и я пойду к своему адвокату.

– Идите, идите!

Капитан не мог не выгнать свою жену.

– Наконец-то, – сказал он, – я не увижу ее больше.

Он подошел к камину, взглянул еще на портрет матери. Невольно увидел себя в зеркале и испугался своей бледности, искажения лица и блуждающего взгляда. Он едва узнал себя. Последнее потрясение убило его. Все было ему ненавистно, он жаждал смерти, но не имел мужества идти ей навстречу. Он был похож на пассажира, который на разбитом корабле отдается на произвол бури и не кидается в море, ища спасения или смерти. Почти без движения он упал в кресло и погрузился в дремоту, желая закрыть и внутренние очи, чтобы не видеть больше образа той женщины, которая постоянно занимала его мысли.

Его навестил полковник и с удивлением заметил его унылость. Напрасно постарался оживить в своем подчиненном бодрость духа.

– Я никогда не утешусь, – повинился капитан.

– Кой черт! Всегда и во всем можно утешиться, – ответствовал полковник с философским видом. – Я также лишился матери, потерял жену, однако не пал духом. Ваша жена утешит вас!

Капитан готов был все рассказать полковнику, но смолчал, так как тот заговорил о красоте и достоинствах его жены.

Вечером возвратилась домой Мари. Он отказался видеться с ней и лег спать, выбросив из комнаты все ее вещи.

– Хорошо, – произнесла она с достоинством. – Я знаю, как поступить.

Через три дня капитан оказался на краю могилы: лихорадка истощила его силы; каждую ночь он бредил.

Мари пригласила доктора, но капитан не принимал лекарств и только утолял палящую жажду небольшими глотками воды.

Тем вечером жена подошла к его постели.

Он посмотрел на нее как на призрак.

При виде этой могучей головы, на которую смерть уже наложила свою печать, Мари упала на колени.

– Вот что вы сделали со мной, – сказал он ей. – Я не прощаю вас, потому что меня проклянет матушка, когда я сейчас предстану ей.