Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 33 – Арсен Гуссе

Когда он прибыл на место, полковник показал ему маленький револьвер и объявил, что один из его солдат, волонтер, застрелился с отчаяния в любви.

– Счастливец! – прошептал капитан.

Около этого времени капитан получил письмо о тяжкой болезни своей матери. В тот же день он уехал в Оранж.

– Сегодня вечером я отправлюсь в церковь помолиться за твою мать, – сказала ему Мари.

Приехав в Оранж, он встретил врача, знавшего его еще ребенком.

– Она умрет, но вы приехали вовремя, – обронил тот.

– Что с ней?

– Я настолько люблю вас, что ничего не скрою. Вы, сами того не зная, причинили много горя бедной женщине; вы не только просили у нее суммы, которые превышали ее скудные средства, но и прислали на днях закладную на пятьдесят тысяч франков, занятых вами в Париже; этот удар окончательно сразил вашу мать.

Слова старого врача как гром поразили капитана.

– Как! – вскричал он в отчаянии. – Я убил свою мать!

– Я не говорю этого, мой друг, но вы знаете, что в ее лета денежные вопросы возбуждают сильное волнение. Деньги – последний друг стариков, особенно когда все их семейство состоит лишь из одного сына, находящегося в отсутствии.

Капитан побежал к матери; она была уже близка к смерти, но он сомневался в этом.

– Матушка! – бросаясь на колени перед постелью, воскликнул капитан.

– А, это ты, мой бедный Шарль. Бог милосерд, он даровал мне милость видеть тебя перед смертью.

– Вы не умрете, матушка; ваша смерть убьет меня.

– К чему жить мне – одинокой, наполовину разоренной и без тебя?

– Не говорите этого, матушка; зачем тревожить себя денежными расчетами?

– Я тревожусь только за тебя, потому что твои дела в Париже, кажется, идут очень дурно.

– О, Мари! – прошептал Шарль Флерио.

Но это не воспрепятствовало ему послать через полчаса депешу жене.

Мать хотела, чтобы сын завтракал у ее постели; он согласился выпить чашку шоколада в обществе пришедшего врача.

Неожиданный приезд сына придал сил госпоже Флерио.

– Мне лучше, – сказала она врачу.

Но улучшение было искусственное, и почти тотчас она умерла.

Смерть матери глубоко огорчила капитана; он всегда питал к ней искреннее чувство, ибо она являлась для него идеалом всех женских добродетелей. Поэтому-то, воспитанный в семейной среде, он не понимал всех подлостей Мари Леблан.

Но это не помешало капитану отправить жене вторую депешу, потом третью, потом четвертую.

После похорон его задержали хлопоты о наследстве; правду сказать, он не хотел тотчас получить это наследство, бывшее для него какой-тосвятыней, и считал себя не вправе даже думать о нем; но, без сомнения, кредитор был предупрежден, потому что на другой же день распорядился опечатать все имущество умершей, что послужило для капитана новым источником горя. Как бы то ни было, он должен был остаться еще на несколько дней в Оранже.

– Это тем неприятнее, – сказал ему нотариус, – что, если вы не поладите с кредитором, он устроит продажу имущества при самых невыгодных условиях: суд опишет все, и едва ли что-нибудь останется вам.

– Как! – вскричал Шарль Флерио. – Все опечатано? Это оскорбление памяти моей матери. Я даже не имею права взять что-нибудь на память!

Возвратясь в Париж, он надеялся тронуть жену своими слезами. «В сущности, – думал капитан, – она была бы отличнейшим созданием, если бы что-нибудь могло ее взволновать».