Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 263 – Арсен Гуссе

Теперь князь вел менее рассеянную жизнь, деля свое драгоценное время между церковью и двором, говоря во время редких своих визитов единственно об отце Гиацинте, которого никогда не видел, и об императрице, в салонах которой не появлялся.

– Видите ли, – вещал он с величайшим пренебрежением к земным вещам, – я до сих пор вел рассеянную жизнь, теперь же хочу сосредоточиться, и великие предстоящие мне судьбы все больше и больше отвлекают меня от парижских увеселений. Вскоре я совсем прощусь с ними: так повелевает долг.

Напрасно представляли ему, что мирские почести не обязывают скучать, он отвечал словами Лабрюйера: «Имея обязанностью пещись о душах, надо серьезно смотреть на жизнь».

Тогда-то случилось странное происшествие, о котором много говорили в парижском свете.

Однажды в итальянской Опере, напротив императорской ложи на авансцене, сидели англичанка и американка. Они были не только хороши, но и сверкали бриллиантами.

Знакомство их началось в последний сезон морских купаний в Брайтоне; обе они были почти вдовы, потому что муж англичанки находился в Индии, а муж американки получил от нее приказ не являться в Париж раньше того времени, как учетверится его богатство.

Они заметили, что князь Эндерберг, сидевший напротив в императорской ложе, постоянно лорнировал их. Они, в свою очередь, лорнировали его черную бороду, которая блестела, как вороново крыло.

– Жаль, что в нашей стране нет князей, – сказала американка.

– Зато в Париже их столько, что не оберешься, – отвечала англичанка.

Представьте себе удивление американки, когда отворяльщица лож доложила, что князь Эндерберг просит позволения войти.

– Ни за что, – сказала американка, – что скажет мой муж в Бостоне?

– Все, что ему угодно, – произнесла англичанка и сделала отворяльщице лож знак ввести князя Эндерберга.

Он поклонился дамам с изысканной вежливостью, распространяя вокруг запах тончайших духов, который привел американку в упоение.

– Садитесь, князь, – сказала она.

Князь улыбнулся и продолжал стоять.

– Столь милостивый прием трогает меня. Я сейчас был в ложе императрицы и вместе с ее величеством любовался на вас обеих: вы более чем прекрасны. Только Америка и Англия могут производить таких красавиц. Я объехал вокруг света и нигде не встретил ничего подобного северным американкам и брайтонским Офелиям – у них одни и те же прародители. Вы знаете, кто ваши прародители?

Обе дамы поглядели на князя, который изложил им следующий парадокс, не раз уже напечатанный мной:

– Вы по прямой линии происходите от белокурой Венеры, белокурой Психеи, белокурой Елены. Что такое Древняя Греция? Маленький остров, заселенный колонией первобытных англичан, и потому все герои и героини Гомера имеют белокурые волосы. Прекрасный Парис – попавший в Трою англичанин; для гордого Альбиона Греция была за три тысячи лет тем же, чем теперь Ост-Индия.

Англичанка нашла парадокс очень остроумным, но тут же решила, что прекрасный Парис никогда не возвращался в Англию.

Американка едва сдерживала свою внезапную радость. Слышать князя! О, если бы она побывала в Европе до своего замужества,то никогда не стала бы супругой американского банкира.

Князь продолжал:

– Императрица напоминает мне знаком, что я пришел к вам в качестве посла. – И, обращаясь к американке, прибавил: – Ее величество заметила, что у вас удивительные серьги. Где вы отыскали это чудо? Какой великий художник оправлял эти бриллианты? Это чудо ювелирного искусства.