Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 118 – Арсен Гуссе

Вот они в тени ясеней и плакучих ив; уверяю вас, это была живая сцена из настоящего зарейнского романа.

Я забилась под ветви, точно Диана, подстерегающая козленка. Я не хотела проронить ни одного их слова, ни малейшего изменения в выражении их лиц. Представляю здесь их разговор, который прерывался пением соловья.

Он: Как вы прекрасны и как я вас люблю!

Она: Вы говорите это по-французски, но не осмелитесь сказать по-немецки.

Он: Вам хорошо известно, что я не знаю немецкого языка.

Она: Потому-то вы и хотите одурачить меня на французский лад.

Он (страстно): Неужели эти дивные волосы будет целовать голландец?

Она: Вы знаете, что по первому вашему слову голландец будет принесен в жертву французу.

Немая сцена. Взгляды полны любви. Вследствие магнетического влечения головы сблизились. Он поцеловал ее волосы; она едва не поцеловала его бороду.

И солнце не скрыло своего лица! И я не бросилась, вооруженная гневом и десятью ногтями!

Ревность терпелива. Мои мучения еще только начинались. Судите сами!

Фантазио умелой рукой распускает ее волосы, которые скрывают ее лицо под своими ласкающими волнами.

К чему эта фантазия? Он после говорил мне, что был влюблен только в волосы и хотел утонуть в них.

Упоение продолжалось лишь несколько секунд, но все же это было упоение. Когда он подобрал и связал волосы девицы, она была бледна, как влюбленная. Он сам был бледен, как смертный грех.

Но этим еще не окончилось. Теперь она заговорила первая.

Она: Прошу вас, приезжайтев Роттердам просить моей руки у отца. Я не хочу быть женой этого франкфуртского банкира. Я хочу жить в Париже, жить вместе с вами.

Он: Не станем говорить ни о Роттердаме, ни о вашем отце, ни о банкире. Будем говорить о ваших чудных глазах! Ваши волосы привели меня в упоение, не нарушайте же этого обворожительного сна.

Она: Вы все шутите. Ради Бога, не целуйте меня больше! Многие здесь уже знают нас; вот идет дама, которая иногда разговаривает с моей матерью.

Он: Она читает журнал и не видит нас.

Она: Когда увидимся?

Он: Мне пришла одна мысль. Но можете ли вы отстать от матери и сестер, когда они будут смотреть на игру или пойдут на концерт?

Она: Могу. Что ж дальше?

Он. Напротив курзала есть гостиница, в которой я занял комнату номер восемь…

Она. Зачем вам эта комната?

Он: Любя уединенную жизнь, я часто провожу там время. Если бы вы знали, какой прекрасный вид из моего окна!

Она: Даже ночью?

Он: Преимущественно ночью. Я уже открыл там звездочку. Ведь вы придете?

Она: Нет.

Он: Я считал вас романтической.

Она: Да, но я не сумасшедшая.

Он: Вы не любите меня.

Она: Я не люблю вас?!

Девушка взглянула на Фантазио со слезами на глазах.

Он был похож на Мефистофеля.

Голландка еще несколько раз повторила «нет». Наконец сказала, что если при первом вальсе на концерте она поставит фридрихсдор на двойной нуль, то придет любоваться звездами.

Затем они расстались. Она торопливо побежала хлебнуть воды из источника; Фантазио закурил сигару с сатанинской улыбкой.

Я не могла опомниться в течение десяти минут, но сумела, однако, сдержать себя и подошла к нему, как будто случайно оказалась тут.

– Так рано! – сказал он мне.

– Да; кажется, и у меня болит грудь.

Я взяла его руку и приложила к своему сердцу.

– Ты в самом деле больна, – сказал он, испугавшись учащенного биения этой удивительной части нашего организма.