Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 109 – Арсен Гуссе

Это был виконт ***, сын сенатора.

Я узнала его.

– Видите, – сказал он мне, – я решился взобраться на козлы единственно для того, чтобы пригласить вас принять участие в нашей беседе.

Эта выходка победила меня.

Я согласилась ужинать с веселым обществом, решив, впрочем, остаться Полотняной девой.

Но тут не было гор саксонского и голландского полотна, которые защитили бы меня.

Но – honny soit qui mal y pense ^[42].

В этот вечер я была окружена тремя или четырьмя поклонниками, и, быть может, именно это обстоятельство спасло меня.

Начинало светать, когда веселое общество решило завтракать в кофейне «Мадрид».

Я смеялась, но была печальна, понимая, что опять лишилась всего.

Возвратиться ли к матери, ехать ли на улицу Мира?

Я могла еще спастись, но любопытство, подстрекнув меня принять ужин, побудило согласиться и на завтрак. Да и к чему скрывать? Виконт *** несколько нравился мне.

Я не прощала ему грубого его разговора с женщинами, но так как он говорил со мной ласково, то показался обворожительным. Притом же я хотела, чтоб он не разговаривал с прочими так, как со мной.

Он сел в экипаж и пригласил меня.

– Это против правил, – сказал ему один из его друзей, – я открыл ее, и если ты овладеешь моей находкой, то я попотчую тебя добрым ударом шпаги.

– Этот идиот доведет меня до того, что я влюблюсь в вас, – прошептал виконт.

Оказались еще и другие претенденты: маркиз К., ныне удалившийся от света, скропал рондо в честь моей красоты.

Виконт взял мою руку.

– Думаю, что нельзя быть несчастным с тобой. Ты весела и чувствительна. Если когда-нибудь мне вздумается завести любовницу, я постучусь к тебе.

– Но я не отворю двери.

– По́лно! Я предложил бы тебе тысячу франков в месяц, экипаж три раза в неделю и уютную квартиру.

Я улыбнулась.

– Вы шутите! Я отказалась от большего: от целого состояния, от движимости в сто тысяч франков, от четверки лошадей и от груд золота.

– Старая песня!

– Не знаю, старая ли это песня, но знаю, что отказалась от целого состояния.

– Отчего?

– Оттого, что изнывала от скуки.

– Ну, я буду любить тебя и не стану давать денег.

– Это мне больше нравится.

Вообще, созерцая солнечный восход, человек становится менее корыстолюбивым.

Виконт заглянул внутрь себя и, под влиянием раскаяния, поведал мне все свои дурачества. Он промотал состояние, и теперь все его имущество состояло в красивом лице и в уме. Он также томился скукой, двадцать раз изменил своим любовницам, которые десять раз изменили ему. Это было непонятно для него. Он готов был расплакаться.

Прибыв в «Мадрид», виконт поклялся, что, если я полюблю его, он бросит свою Коралию.

– Никогда! – сказала я ему.

И объяснила, каким образом стала самой добродетельной белошвейкой в Париже.

Стали завтракать.

Втайне я давала себе слово вернуться на улицу Мира.

Отчего же я попала на улицу Пепиньер?

Оттого, что там жил виконт.

Кончено, мне не вернуться больше к матери, ибо я вступила в заколдованный круг. Мать простила меня раз, но теперь мои слезы не могли бы ее обезоружить.

И, сказать ли, я не чувствовала охоты плакать. Сумасшествие овладело всем моим существом, как будто я попала в царство феи Тапаж.

Фея Тапаж! Кадриль Оливье Метра, одного из современных музыкантов. Фея Тапаж! Я приближаюсь к триумфу в своем падении.

Однажды после веселого обеда предложили ехать в Мабиль.