Книга Хозяйка заброшенного замка, страница 5 – Надежда Соколова

Я надела теплое шерстяное платье простого кроя, землистого цвета, поверх него — стеганую безрукавку-душегрейку. Одежда была не для приема гостей, а для жизни — немного поношенная, но прочная и теплая. На ноги — толстые носки и мягкие, стоптанные домашние туфли из войлока. Я не стала заплетать волосы тщательно, лишь собрала их в простой узел у затылка.

Спустившись в кухню, я застала Ирму за привычным делом. На столе уже дымилась простая, но сытная еда: ломоть темного, плотного хлеба, кусок овечьего сыра, горсть лесных орехов и кружка горячего травяного отвара с мёдом. Запах хлеба и дыма был уютным и основательным. Мы позавтракали молча, каждый погруженный в свои мысли. Теплая еда и напиток постепенно прогнали остатки ночного холода и сонливости.

После завтрака пришло время для работы. Я надела поверх всего свою рабочую шубейку попроще, повязала на голову теплый платок, а руки защитила грубыми кожаными перчатками. Ирма, уже одетая в свой потрепанный тулуп, протянула мне плетеную корзину, а себе взяла две и пару туповатых, но надежных заступов.

Мы вышли на задний двор — не парадный, ухоженный сад, а тот, что примыкал к кухне и служил огородом и хозяйственным уголком. Воздух был холодным, колким, пахнул хвоей, морозной землей и дымом из трубы. Скудные, давно собранные основные посевы дополняли несколько грядок с самыми выносливыми корнеплодами, оставленными в земле до последнего. Земля уже схватилась мерзлой коркой, и работа предстояла тяжелая.

Якоб где-то вдали колол дрова, равномерные удары топора отдавалисьэхом. Я опустилась на колени на жесткую, промерзлую землю у грядки с пастернаком и кормовой свеклой. Ирма, не говоря ни слова, принялась за другую грядку. Мы работали молча, методично выкапывая из жесткой земли уцелевшие, не тронутые морозцем овощи: корявые, невзрачные, но такие ценные. Руки в перчатках быстро покрылись землей, спина начала ныть от неудобной позы. Каждый вытащенный корнеплод, отправленный в корзину, был маленькой победой над надвигающейся зимой, крохотной гарантией того, что в самые лютые месяцы у нас будет своя, пусть и простая, еда.

Я смотрела на свои землистые руки, на эту суровую, но честную работу, и где-то глубоко внутри, под усталостью, теплилось странное чувство. Здесь не было места иллюзиям. Была только земля, мороз, тяжелый труд и тихое удовлетворение от наполняющейся корзины. Это было далеко от полок супермаркета, но в этой простоте была своя, горьковатая правда.

После работы на огороде, когда корзины с жалким, но драгоценным урожаем были отнесены в прохладную кладовую под кухней, Ирма молча кивнула мне и удалилась вглубь хозяйственных построек — заготавливать припасы, солить и коптить то немногое, что удалось собрать и добыть. В воздухе уже витал знакомый запах дыма и можжевельника — верный признак её кипящей деятельностью.

Я же, чувствуя приятную усталость в мышцах и легкую ломоту в спине, побрела обратно в замок. Скинув на вешалку у двери запачканную землей шубейку и грязные перчатки, я в одних домашних туфлях поднялась по лестнице в свою комнату. Здесь царил иной холод — не свежий, уличный, а затхлый, каменный. Я на ходу растерла затекшие руки и, не зажигая сразу все свечи, подошла к камину. Несколько ловких движений — щепочки, береста, пара полешек — и огонь, с треском захватив сухую растопку, начал разливать неровное, живое тепло.