Книга Хозяйка заброшенного замка, страница 4 – Надежда Соколова

Я допила чай до дна, чувствуя, как густой, согревающий напиток разливается теплом по усталому телу. Горечь трав смягчалась сладостью меда, но легкая терпкость оставалась на языке, как послевкусие этого долгого дня. Поставив тяжелый стакан в подстаканнике обратно на стол, я поймала себя на том, что просто сижу и смотрю на дрожащее отражение пламени очага в темной поверхности глины.

Сил не оставалось ни на что. Поднявшись со стула, я кивнула Ирме, все так же молча сидевшей в углу и чинившей что-то из одежды. Она ответила коротким взглядом своих желтых глаз — всё в порядке.

Путь по каменной лестнице на второй этаж, в мои покои, показался сегодня бесконечным. Свечи в железных подсвечниках на стенах зажигались сами, едва я приближалась, и гасли позади, погружая пройденныйпуть обратно во мрак. Воздух в спальне был холодным, прозрачным и неподвижным. Я механически, почти не глядя, сняла платье, повесила его на спинку стула и надела длинную, простую льняную ночную рубаху — пижамой это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Ткань была прохладной и грубоватой на ощупь.

Не разжигая камин, я забралась под тяжелые одеяла и шкуры. Холод постельного белья быстро сменился накапливающимся теплом собственного тела. Физическая усталость, накопленная за день тряской в карете и душевным напряжением, навалилась сразу, густой и неодолимой. Мысли расплылись, и я провалилась в сон почти в тот же миг, как закрыла глаза.

И мне приснилась Земля. Не вся сразу, а обрывками, яркими и болезненными. Беззвучный шелест страниц в тишине читального зала, где пылинки танцевали в луче света из высокого окна. Холодная, мокрая поверхность плитки тротуара под щекой. Гулкое эхо шагов в пустом подъезде панельной высотки. Запах кофе из соседней квартиры и далекий гул трамвая. Это был не связный сюжет, а просто вспышка ощущений, знакомых до боли и бесконечно далеких.

Я проснулась утром от того, что луч бледного зимнего солнца пробился сквозь узкое окно-бойницу и упал прямо на лицо. Первым чувством, еще до того, как я полностью открыла глаза, была легкая, но отчетливая тоска. Она лежала на душе тонкой, холодной пеленой, как иней на стекле. Тоска по центральному отоплению, по электрическому чайнику, по глупому утреннему шоу по телевизору — по той простой, понятной жизни, где не было магии, но не было и этой вечной, скрипучей тяжести почти что средневекового быта.

Я лежала, глядя в потолок с темными балками, и слушала тишину замка. Она была другой, не городской. Здесь тишина была плотной, живой, нарушаемой лишь скрипом дерева и далеким завыванием ветра в башенках. Тоска медленно отступала, уступая место привычной утренней апатии и мыслям о делах на сегодня. Где-то внизу, на кухне, уже слышались приглушенные звуки — Ирма уже продолжала свой день. А мой только начинался. Снова.

Сон отступил, уступив место суровой реальности каменных стен. Я лежала еще несколько минут, слушая, как замок поскрипывает на зимнем ветру, пока тоска по прошлому не сменилась практичной мыслью о том, что в спальне становится не просто прохладно, а по-настоящему холодно.

С неохотой я выкарабкалась из-под горы одеял и подошла к умывальнику. Вода в медном тазу, принесенная Ирмой еще до рассвета, была ледяной. Умывание превратилось в краткую, бодрящую пытку, от которой по коже побежали мурашки. Я протерла лицо грубым, но чистым льняным полотенцем, глядя на свое отражение в потускневшем оловянном зеркале: все те же знакомые черты, чуть более усталые, чем вчера, темные волосы, заплетенные на ночь в простую косу, и глаза, в которых застыла привычная осторожность.