Книга В твой гроб или в мой?, страница 131 – Жаклин Хайд

Она машет руками в воздухе.

— Я не знаю… Предполагаю, что кто-то укусил тебя?

— Мой отец нашел невесту, которая затем, со временем, забеременела мной.

— Вау.

Я нервно наблюдаю за ней в поисках любого признака того, что все это может оказаться для нее непосильным, какого-нибудь намека на то, что ей понадобится время, чтобы смириться с тем, кто я есть. Мы продолжаем идти, и она останавливается, чтобы посмотреть на доспехи, которые я носил во время какой-то давно забытой битвы.

— Они все еще живы?

— К сожалению, нет, — отвечаю я. — Они умерли давным-давно.

— О, мне жаль, — она замолкает, но я практически вижу, как крутятся шестеренки в ее голове. — Итак, все ужасные вещи, которые совершил Дракула. Это был ты? — спрашивает она, скрещивая руки на груди.

Я киваю.

— Возможно. Я пережил много войн.

В ее глазах вспыхивает раздражение.

— И что?

— И это было очень давно, когда мужчины вели себя по-другому, — говорю я, пожимая плечами.

— Ах да? Все эти насаживания на кол?

Я и забыл об этом и почти посмеиваюсь про себя.

— Все эти насаживания на кол. Ты говоришь так, будто я пригвоздил к земле целый легион. Это было много жизней назад, когда битвы были совсем другими. Крометого, их было, наверное, всего несколько сотен, — говорю я, отмахиваясь.

Она выгибает бровь.

— Не понимаю, чем это лучше…

— Они начали это. Я всего лишь защищал свою родину.

— Хорошо. Мы вернемся к этому позже. Ты укусил меня. Значит ли это, что я тоже превращусь в вампира? И как так быстро исчезли отметины? — она опускает взгляд на свой телефон.

Я прислонился к стене, сложив руки на груди.

— Ты составила список вопросов, не так ли?

Она прикусывает нижнюю губу.

— Конечно, составила.

Это не похоже на всю правду, но я не допытываюсь.

Я закатываю глаза, но, полагаю, у нее действительно есть причины для беспокойства.

— Нет, ты не обратишься от укуса вампира, и все укусы вампиров быстро заживают. Разница в том, что в моем возрасте я больше контролирую себя.

Все гораздо сложнее, но об этом мы поговорим в другой раз, когда она привыкнет ко всему.

Странное выражение появляется на ее лице.

— Ты можешь есть чеснок?

Я морщусь.

— Вообще-то, нет. Той ночью Дойл вколол мне эпинефрин, чтобы остановить аллергическую реакцию.

Ее рука взлетает, чтобы прикрыть рот.

— Так вот почему ты исчез! Боже мой, фундамент, — ее губы опускаются в недовольстве нашей ложью.

Я протягиваю руки, чтобы успокоить ее, но она вскидывает свои к груди в явном раздражении.

— С фундаментом все в порядке. Это просто придумал Дойл, чтобы отвести подозрения. Я провел большую часть ночи, бродя по холмам и заглядывая в твое окно, потому что клыки и когти не втягивались, — я протягиваю руку, чтобы она видела, и выпускаю когти, разрывая плоть на кончиках пальцев и показывая острые как бритва края.

— Вау, — говорит она, прежде чем смело прикоснуться к одному кончику, заставляя мое сердце учащенно биться в груди. — И откуда мне знать, что ты не станешь кровожадным и не съешь меня?

Мое сердце сжимается от того, что она вообще сомневается в этом, но, предполагаю, она права, задавая этот вопрос. Она здесь совсем недолго.

— Я не терял контроль над собой дольше, чем ты можешь себе представить, и я никогда не причиню тебе вреда.

Ее глаза закатываются к потолку, и я практически вижу, как множатся вопросы.