Книга В твой гроб или в мой?, страница 130 – Жаклин Хайд

— Это безумие, — ее голос звучит пронзительно, и это вызывает у меня желание показатьей больше.

— Какой твой любимый фильм Диснея?

— Что? — спрашивает она, явно застигнутая врасплох вопросом.

Я тяну ее за собой, пока она парит над ступеньками, и стараюсь не смеяться над тем, как она смотрит на свои ноги, будто что-то может укусить ее в любой момент.

— Я немного почитал и понял, что любимые фильмы Диснея важны для представителей противоположного пола.

— О, ммм, хмм. Ну, думаю, придется сказать, что мой любимый — «Красавица и чудовище».

Я сцепляю руки за спиной, размышляя об этом.

— Что тебе в нем нравится?

Довольное выражение мелькает на ее лице, и она оглядывается.

— Замок.

Это удивляет меня, но все же подходит. Полагаю, что-то должно было привлечь ее сюда с самого начала.

Я делаю широкий жест свободной рукой.

— К счастью, у меня есть замок.

— Только один? — насмешливо говорит она, прижимая руку к груди.

— К сожалению, да, насколько мне известно. Вообще-то я и не думал проверять свои владения. Возможно, Дойл приобрел один или два на мое имя за эти годы.

— Боже мой, Дойл что, член твоего ковена⁷² или что-то в этом роде? — она шипит себе под нос, ее глаза расширены от шока.

— Нет, а почему ковен?

Она улыбается, когда я, наконец, ставлю ее на ноги на верхней площадке парадной лестницы.

— Возможно, я смотрела «Сумерки» слишком много раз. Это один из моих любимых фильмов.

— Сумерки?

— Да. Это фильм о… ну, ты знаешь, — говорит она, показывая на меня. — Но они блестят на солнце.

Как нелепо. Я бледнею от такой наглости.

— Блестящие вампиры? Куда катится этот мир?

— Неважно. Даже не думай об этом.

Я поднимаю ее руку и кладу ее на свою, согнутую в локте, пока мы идем по коридору.

— Ну, Дойлу нужно будет объяснить самому, кто он и что он такое, в свое время. В конце концов, это особая вещь — доверить человеку свою личность, — признаю я.

Она морщит нос и смотрит на меня с весельем в глазах.

— Как я могла подумать, что тебе тридцать? — ты даже разговариваешь как старик.

— Что касается этого, не так давно я пришел к выводу, что с течением времени люди испортили различные языки. Но, чувиха, тебе это даже идет. Не так ли?

Она с благоговением качает головой.

— Как это возможно?

— То, что я вампир или моя сила?

— И то, и другое.

— Пойдем, я покажу тебе, — я иду, слушая,как ее каблуки стучат по мраморному полу. Я машу рукой и зажигаю свечи вдоль галереи. Галерея — единственное крыло, которое по понятным причинам не обновлялось во время реконструкции замка.

Она подходит к портрету, для которого я позировал несколько столетий назад.

— Я была здесь раньше, — ее щеки розовеют. — И я предположила, что это был твой прапрадедушка.

Я весело улыбаюсь.

— Поразительное сходство?

Она кивает.

— Не совсем, — я останавливаюсь, чтобы посмотреть на собственный портрет. — Это было написано где-то в шестнадцатом веке.

У нее отвисает челюсть.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать девять.

— Угу, — говорит она со смешком.

Я улыбаюсь.

— Пятьсот девяносто семь лет.

У нее отвисает челюсть.

— О боже мой.

— Такой возраст дает много способностей, но некоторые я унаследовал от своих родителей, — продолжаю я, продвигаясь дальше по коридору.

— Родителей? — шепчет она, оглядывая коридор, как будто кто-то может подслушать. — У тебя есть родители?

— Ну, а как еще, по-твоему, я появился на свет? — я приподнимаю бровь.