Книга Все потерянные дочери, страница 45 – Паула Гальего

Она только и делает, что жалуется, хмурится. На дороги, что мы выбираем. На солнце, что не отпускает. На решения, которые принимает Нирида.

— Нам следовало свернуть в том изгибе. — Эта дорога была бы длиннее, — отзывается командир.

Картограф, что идёт с нами, больше не спорит. Не смеет: уже обжёгся.

— Сейчас путь длиннее, потому что под этим солнцемтвари еле плетутся, — язвит Ева и добавляет после паузы с кривой усмешкой: — И кони тоже.

— Если ты закончила оскорблять моих людей, знай: обнажённые грудь и ноги не спасут тебя от солнца, — замечает Нирида. — Может, и кажется, что так прохладнее, но обожжёшься.

Нирида закатала рукава. Кожаные штаны тоже мало подходят для такого климата. Даже если они легче привычных доспехов, удобно ей быть не может.

Ева вскидывает подбородок. — Вас что-то смущает, командир?

Нирида смотрит на неё придирчиво, будто всерьёз обдумывает вопрос. Обводит взглядом сверху вниз и задерживается чуть дольше на её ногах, бёдрах. Потом снова обращает взгляд вперёд, не сбавляя шага. — Нет. Вовсе нет.

Я замечаю, как дрогнула челюсть Евы. Наверное, она ждала, что командир даст слабину, как бывало раньше от её провокаций. Но надо отдать должное выдержке Нириды.

— Эта жара просто безумная, — бушует Ева. — Эта зимняя одежда, что мы взяли, такая же безумная. Такие же безумные твои люди и эти кони, что не могут идти быстрее. Надо повернуть обратно и…

Я делаю движение рукой — хотя и не нужно. И в ту же секунду на месте, где стояла Ева, вспыхивает облако мрака. Оно густое, чёрное, как самый глубокий провал: тёмная мазка, обволакивающая её торс посреди пейзажа.

Мрак нелеп, чужероден. Его края плотные, сплошные. Ноги Евы будто свисают из пустоты, не прикреплённые ни к чему.

Ева пугается, ругается и дёргается, а от её резкого движения вздрагивает и лошадь, вставшая на дыбы. Но она успевает перехватить поводья, справляется, хоть и вынуждает животное встать, не понимая, куда его несут.

Другие кони тоже сполошились: ржут, бьют копытами. Солдаты вздёргиваются, и я развеиваю мрак ещё одним ленивым жестом — прошло меньше двух секунд.

— Красота какая, — огрызается Ева, злая.

Но в её взгляде есть нечто большее, чем злость и ненависть. Что-то… похожее на любопытство.

— Я думала, ты обрадуешься, что можно идти без света.

Ева сверкает на меня острым взглядом, но молчит.

Я вздыхаю и вызываю бурю: тяжёлую серую тучу, заслоняющую солнце над всем нашим отрядом и ещё немного дальше.

— Ева права, — говорю остальным. — Мы не можем идти под этим солнцем. Я оставлю облака, пока мы не спустимся с гор или не найдём тенистую дорогу.

— Мы же условились: никакой магии, — напоминаетЕва. — Верно, — соглашается Кириан, глядя на меня с осторожностью.

Они оба правы. Мы могли бы облегчить путь: изменить погоду, облегчить ношу или хотя бы избавить всадников от боли в пояснице после бессонных ночей. Но всё это — трата сил, а мы не знаем, когда они нам понадобятся.

Дорога длинная, изнуряющая, а опасности — непредсказуемы. И потому мы решили с Евой беречь силы.

— Только пока солнце не перестанет так палить, — говорю я. — Буду осторожна с магией. Не позволю хиру почуять её. Потом отдохну и восстановлю силы. Если что-то случится раньше — Ева справится.

Я бросаю на неё взгляд — вопросительный. Она изучает меня так, будто взвешивает, и в конце концов кивает. Ищу также подтверждения у Нириды, и она отвечает едва заметным кивком.