Книга Все потерянные дочери, страница 41 – Паула Гальего

У меня пересохло в горле, будто я глотнул горячего песка.

Я склоняюсь к ней.

— Это был Гауэко.

Одетт замирает.

— Гауэко был здесь, — повторяю я.

Одетт медленно переводит взгляд с меня на Нириду.

— Ты его не боишься? — спрашивает та, расправляя плечи. — Почему тебе не страшно?

Одетт почти не мигает.

— Я — Дитя Гауэко, — говорит просто, как будто этим всё объясняется.

Я вижу, как Нирида едва сдерживаетпроклятие.

— И что это вообще значит?

— Я не до конца понимаю, — Одетт хмурится. — Но мне не мешает, что он меня охраняет.

— Охраняет?! — Глаза Нириды расширяются. Она бросает на меня внимательный взгляд. — Тебе это показалось похожим на то, будто он её охраняет?

Я не знаю, что ответить. Честно говоря, я сам не понимаю, что чувствую.

Я всё ещё держу Одетт за руку. Её большой палец начал медленно, утешающе поглаживать мою кожу.

— Наверное, нам стоит двигаться дальше, — предлагаю, стараясь не обращать внимания на тревогу в голосе подруги. — Мы почти у подножия гор. Возможно, успеем найти хорошее место для стоянки до наступления темноты.

Нирида щурится, разглядывая меня.

— Возможно, — произносит она и идёт мимо нас, с шумным фырканьем, столь же деликатным, как булыжник в лицо. Потом, не теряя ни секунды, громко приказывает всем готовиться к выходу — отдых окончен.

Я смотрю на Одетт, колеблясь — сказать ли ей что-то ещё? Но она опережает меня, просто поворачиваясь и спокойно направляясь вперёд.

Позади нас, в глубине теней, клочья кошмара сливаются с реальностью. Там, где я видел волчью пасть, начинает вырисовываться костлявая кисть руки. В темноте, где прежде горели глаза цвета крови, я воображаю пустые глазницы, устремлённые на меня… и на Одетт.

Посторонний шум вырывает меня из особенно тревожного сна. Я приподнимаюсь, сердце бешено колотится, дыхание сбилось.

Обрывки кошмара, который я не в силах вспомнить, всё ещё цепко опутывают меня, как надоедливые паутины.

Хотя ночь выдалась тёплой, ещё до заката небо заволокло густыми тёмными тучами, и сегодня мы решили разбить палатки. Одетт спала вместе со мной, но теперь её рядом нет.

Новый звук заставляет меня выйти наружу, где я сталкиваюсь с Ниридой, возвращающейся к своей палатке. Она стоит, наклонившись перед входом, и одной рукой собирается откинуть полог.

Отблеск огня наших часовых освещает лицо в тени — и на нём почти удивлённая улыбка.

— Привет, — пропевает она.

— Откуда ты? — спрашиваю, голос хрипит.

— Размяться вышла, — отвечает. — А ты куда?

— Одетт нет. — Нирида склоняет голову, любопытствуя. — Пойду её искать.

— Я с тобой, — тут же говорит она, отпуская ткань и выпрямляясь.

Когда она делает шаг ко мне, её тень отходит от входа, и в воздухе что-томеняется — свет выхватывает из темноты силуэт внутри.

Кажется, кто-то ворочается во сне.

— Кто у тебя там? — спрашиваю.

Нирида вскидывает брови, но, не отвечая, прикладывает палец к губам, давая понять, чтобы я говорил тише. Мы двигаемся между палатками бесшумно.

— Это секрет.

— Это Ева? — уточняю.

В самом деле, ведьма — не тот тип женщин, который обычно интересует командира. Обычно их взаимодействие ограничивается насмешками со стороны Евы и сухими приказами в ответ. Но есть нечто в том, как Нирида напрягается при упоминании её имени, как смотрит на неё издалека…

— Это она? — настаиваю, когда она молчит. — Ты с ней переспала? Думаешь, это хорошая идея?