Книга Все потерянные дочери, страница 16 – Паула Гальего

Он пожимает плечами:

— Может, тебе бы это просто не понадобилось. — И после паузы добавляет: — Если бы я рос с родителями, я стал бы поэтом.

Я улыбаюсь. Он — тоже.

Лира была ещё ребёнком, когда потеряла всю семью. А Арлан… он был совсем мал — и осталась только она. Сестра, которая с каждым днём становилась всё более жестокой, безжалостной, тираничной… та, что была готова предавать свой народ снова и снова, пока Арлану не осталось ничего, кроме как покинуть её и бежать.

Есть особый вид храбрости, доступный лишь тем, кто способен отказаться от любви, понимая, что она стала злом.

Я вряд ли на такое способна.

— Ты пишешь стихи? — спрашиваю, прикладывая ладонь к его плечу.

Его взгляд скользит за моей рукой.

— Разве я не сказал, что сирота? Я ещё и убийца. Только у меня нет власти… возвращать. — Он подчёркивает последнее слово.

Я знаю, чего он от меня добивается.

— У меняеё тоже нет.

Арлан поднимает подбородок.

— Это ведь ты пересекла лес, осквернив не один храм? — Я, — подтверждаю. — И это ты встретила капитана Кириана в тронном зале? — Я, — повторяю.

— Но ты говоришь, что не можешь возвращать людей. Кто тогда?

— Гауэко, — отвечаю без колебаний.

Арлан удивляется. Сначала в его лице читается недоверие, потом растерянность… но не шок.

— Он дал тебе этот дар?

— Да.

— Ты можешь использовать его снова?

— Кажется, нет.

Он кивает, задумчивый. Магия уже давно перестала течь сквозь мои пальцы, и он, должно быть, тоже это чувствует. Но я не отняла руку, и он не пытался отстраниться.

Я жду немного.

— Кажется, всё, — шепчу.

Арлан выпрямляется, откашливается.

— Спасибо.

Я отступаю на шаг. И ещё один. У меня больше нет повода задерживаться здесь.

— Приходи, если будет болеть, — говорю, пряча дрожащие пальцы за спиной. — Или если захочешь поговорить о поэзии.

Он выглядит удивлённым. Несколько секунд молчит, а потом кивает. Этого мне хватает, чтобы повернуться и уйти.

Я едва ступаю за порог, как слева что-то мелькает — тень — и я вскидываю руку, магия вспыхивает на кончиках пальцев в инстинктивной защите.

Темные волосы, теперь собранные у затылка. Карие глаза, покрасневшие от слёз. Следы слёз под глазами, синие круги — и магия тут же отступает.

— Эдит… — шепчу, прижимая ладонь к груди. — Ты меня напугала.

— Я не хотела мешать, — говорит она и делает шаг вперёд, бросая взгляд за мою спину — в комнату, которую я только что покинула. Потирает руки. — Мне нужно с тобой поговорить.

Я сглатываю.

— Мне нужно готовиться к речи Лиры.

— Я помогу, — предлагает она.

Её рука не дрожит, когда она протягивает её мне. А я колеблюсь. Несколько мгновений смотрю на неё, пока сердце стучит в груди слишком сильно. Потом всё же беру её за руку — и она кладёт её мне на предплечье.

Мы идём бок о бок, молча, до моих покоев. Эдит не произносит ни слова — только обсуждает подготовку, как будто больше ничего и не происходит.

— Для Лиры или для тебя? — спрашивает она, открывая гардероб.

— Для меня, — отвечаю. — Ева скажет речь. У неё это всегда получалось лучше.

Она молча кивает и тут же находит нужное.

Платье — чёрное, изящное и простое. К нему есть корсет, но она прячет его обратнов шкаф и протягивает только платье.

Она помогает мне снять одежду, но не вмешивается, когда я надеваю новое платье. Оно настолько простое, что мне не нужна помощь. Ткань облегает тело, садится плотно, может, даже слишком — без рукавов, без украшений: только чёрный материал, расшитый россыпью блесток, словно звёздами.