Книга Все потерянные дочери, страница 13 – Паула Гальего

Я не надела ничего поверх, потому что так проще — если я сама всё сделаю. Я киваю Еве:

— Давай. Помоги мне.

Ева провожает взглядом Кириана, который выходит из спальни следом за мной и направляется по коридору к парадной двери.

Но даже когда он уходит, она не двигается.

— Я думала, мы торопимся, — шиплю я.

Ева смотрит пристально. В её взгляде больше нет веселья.

— Что ты сделала, Одетт?

Она бросает платье на пол и встаёт, не сводя с меня взгляда, полный напряжения.

Я поднимаю подбородок:

— То, что должна была, чтобы спасти его.

— И что же ты должна была сделать? — в её голосе натянутая нота.

Между нами воцаряется молчание. Оно повисает в воздухе, обвивает нас обеих, становится тяжёлым, душным — и я не выдерживаю. Подхожу к платью, поднимаю его, надеваю.

— Одетт, — тихо зовёт Ева, серьёзно. — Он был мёртв. Его лёгкие не дышали, сердце не билось… Я видела его тело, когда Нирида вызвала лекарей, чтобы те убедились — шансов нет.

— А шанс был, — отвечаю я.

Её глаза прищуриваются:

— Это очевидно.

Она видит, как я не отвечаю, как молча поправляю ткань, разворачиваюсь к ней, давая понять, что пора затянуть корсет. Её пальцы дёргают за шнурки — совсем не с той нежностью, с какой их развязывал Кириан.

— Ты не собираешься мне рассказать?

В её голосе — упрёк. Но и нечто другое. Тон, которого я не ожидала услышать. Ева всегда была моей соперницей, девочкой, у которой я должна была отобрать честь, славу. От этого зависела моя жизнь — её поражение.

Я поворачиваюсь, хотя платье ещё не затянуто до конца.

— Я не знаю, как я это сделала. Знаю только, что была цена — и я была готова заплатить её.

— Какая цена? — недоверчиво спрашивает она.

Я отвечаю ей улыбкой.

Ева вздыхает. Но её лицо снова напрягается.

— Как думаешь… я бы могла… — Она не заканчивает. Проглатывает слова, саму возможность.

Она думает об Амите. О том Вороне, которого заставили убить. О том, за маской которого скрывалась её любимая.

— Нет, —говорю я мягко. — Прости. Душа Кириана ещё не перешла на ту сторону.

А Амита мертва уже много месяцев.

Эта правда повисает, между нами, невысказанная, но ощутимая. Ева закрывает глаза. В её взгляде, когда она открывает их, плещется такая глубина боли, что её не измерить.

Но когда она снова смотрит на меня — в этих глазах уже пылает прежний огонь.

— Надеюсь, оно того стоило, пташка, — шепчет она, собранная и прямая, и разворачивает меня, чтобы продолжить затягивать платье.

Арлан ждёт в одной из комнат для отдыха. Она очень напоминает ту самую читальню, где я чуть было не переступила черту, которую сама же себе установила с Кирианом. В тот день он довёл меня до предела, подтолкнул — и сказал именно то, что я так долго хотела услышать, даже не осознавая этого: что я — другая, и ради меня он готов ждать хоть всю жизнь.

Я так и не узнаю, дошли бы мы до конца тогда — потому что Кириан остановил нас прежде, чем случилось то, о чём я потом могла бы жалеть всю жизнь.

С тех пор всё изменилось.

Арлан поднимается, едва услышав шаги. Ему нужно пару секунд — при первой попытке он качается, и я замечаю бинт поверх кожи на его ноге. Кровь на боку, на правом плече, на виске.

— Арлан… — шепчу я. — Как ты?

— В порядке, — отвечает он сдержанно и достаёт из кармана помятый конверт. — Это от Девина, короля Нумы.

— Сядь, прошу, — говорю я, заметив, как у него дрожит рука. — Почему ты ещё не у лекарей?