Книга Все потерянные дочери, страница 12 – Паула Гальего

Я вздыхаю и всё же поднимаюсь. Кириан бросает на меня вопросительный взгляд, но, кажется, уже догадывается, что я скажу.

— Подожди меня в гостиной. Я помогу тебе одеться.

— В гостиной? — фыркает она. — Уж извини, но мне как-то не хочется оставаться здесь и слушать…

— Ева, — перебиваю я.

Она делает ленивый жест свободной рукой и, не сказав больше ни слова, уходит, оставляя нас наедине.

Кириан проявляет редкую элегантность: он ничего не говорит о том, что мы только что потеряли. Лишь провожает меня взглядом, пока я обхожу кровать, наклоняюсь и беру одну из подушек.

— Как думаешь, это хорошие новости? — спрашивает он.

— Вполне возможно, правда? Эрея и Сулеги выиграли эту битву. Арлан говорил, что Нума поддержит нас, если все мы выступим против Львов. Думаю, момент настал.

Кириан кивает, задумчивый, и не задаёт вопросов,когда я наклоняюсь к нему, вытаскиваю из ножен на его бедре кинжал — и надрезаю бок подушки.

Оставив кинжал на кровати, я погружаю пальцы в подушку. Когда натыкаюсь на что-то холодное, сердце замирает, а затем начинает биться сильнее.

Осторожно тяну — и достаю тонкую цепочку с эгускилорэ.

Это был первый подарок от Кириана — после того, как ведьмы Лиобе пытались меня убить. В роли Лиры я должна была бы избавиться от него, но мне не хватило смелости. Я носила его до тех пор, пока меня не заставили надеть подвенечное платье для свадьбы с Эрисом.

Глаза Кириана расширяются от удивления, когда он видит подвеску, качающуюся в моих пальцах.

— Ты спрятала его.

— Думала, у меня будет время вернуться за ним, — шепчу и расстёгиваю застёжку, чтобы снова надеть.

Но как только серебро луны касается моей кожи, острая боль пронзает грудь. Инстинкт срабатывает быстрее разума — я хватаюсь за кулон и резко отдёргиваю, бросая его на кровать.

Кириан тут же подскакивает, рука на рукояти меча — готов защищать меня от любой опасности.

Мы оба смотрим на кулон, лежащий на простыне.

— Что случилось?

— Он… обжёг меня, — шепчу я, опуская взгляд и обнаруживая на коже след, отпечаток эгускилорэ.

Он берёт его осторожно, внимательно изучает. Но Кириану он не причиняет боли. Я делаю шаг ближе, он держит подвеску передо мной — я протягиваю палец, медленно, почти не дыша.

Стоит лишь дотронуться — я тут же отдёргиваю руку, зашипев от боли.

Кириан напрягается. Он понял. Я делаю резкий вдох.

Я вижу, как он смотрит на меня, на ожог на коже. Вижу, как он подбирает слова, решает, осмелится ли произнести их вслух. Потому я опережаю его.

— Когда я его носила, моя магия спала. Теперь всё изменилось.

Кириан кивает, принимая это шаткое объяснение, которое я ему предлагаю. Ни я сама не уверена, что оно звучит убедительно. Магия была во мне и раньше — когда я была Лирой, когда носила этот амулет. Я носила его, будучи собой — с этим телом, с этим лицом. Моя магия не изменилась… или не менялась — до сегодняшнего утра.

Я сжимаю губы.

— Теперь тебе придётся хранить его, — шепчу и пытаюсь улыбнуться — успокаивающе. — Я пойду помогу Еве.

Кириан снова кивает и убирает кулон в карман, а затем наклоняется и целует меня в щёку.

— Потом я тебе ещё раз покажу,насколько я благодарен, — шепчет он мне на ухо.

И по телу проходит сладкая дрожь — от головы до самых кончиков пальцев.

Ева ждёт в гостиной.

Она устроилась в кресле, закинув ноги на подлокотник. Ботинки испачканы землёй и грязью, платье небрежно наброшено сверху и почти полностью её укрывает.