Книга Все потерянные дочери, страница 110 – Паула Гальего

— Ты переживаешь из-за условий Эгеона? — догадываюсь я.

Эмбер, глядя на меня с пониманием, кивает так, чтобы Арлан не заметил.

— Мне это не нравится, — заявляет брат Лиры, кутаясь плотнее в плащ, защищающий от холода. — Эта власть ему не принадлежит, а он хочет её присвоить.

— Мы тоже получим что-то взамен, — шепчу я и проглатываю правду: мне это тоже не нравится, я тоже не согласна с решением, которое Ева приняла самостоятельно.

Вчера мне удалось избегать её остаток дня, а сегодня она не пришла меня искать, так что поговорить с ней я не смогла.

— Эрея только что вернула свою королеву, — признается он тише. Эмбер как раз остановился перед витриной галантереи, где выставлено множество разноцветных лент с красивыми узорами, и указывает на ту, что хорошо подходит к платью, которое мы заказали у модистки, где только что были. — Что будет после того, как они поженятся; после войны? Эгеон не оставит Илун.

— Им вовсе не обязательно жить при одном дворе, — отвечаю я. Я тоже останавливаюсь у лент, висящих перед нами, и думаю, что у Эмбера хороший глаз. — Это будет просто политический брак.

— А что будет, когда у них появятся дети? — спрашивает он.

Я поворачиваюсь к нему, словно меня пружиной подбросило. У него раскраснелись щеки и нос от холода.

— Дети? Не обязательно…

— Они монархи, — возражает он удрученно. — Конечно, у них будутдети. Они не могут их не иметь, иначе линия преемственности окажется под угрозой, а ни одна из территорий не может рисковать гражданской войной, когда мир так хрупок.

У меня всё внутри переворачивается, потому что он прав, и я уже не знаю, как его утешить.

Мне приходится отвести взгляд, уставившись в витрину.

Нужно поговорить с Евой как можно скорее. Я знаю, она говорила серьезно, когда обещала не впутывать меня, но к этому моменту она уже должна бы знать: я не позволю ей нести такой тяжкий груз в одиночку. Поэтому я и разозлилась. Решила она это одна или нет, я буду чувствовать себя обязанной.

Но ребенок — это другое. Это то, что лишало меня сна еще тогда, когда я была частью Воронов и смирилась с тем, что моя жизнь будет посвящена только делу. Теперь же, когда я надеюсь на реальное будущее, представить себя повязанной такой великой ложью, затрагивающей столько людей, продолжающей лгать поколение за поколением… меня тошнит. И я не думаю, что смогу быть частью этого.

— Зайдем сюда, — предлагаю я, потому что больше ничего не могу сказать, не могу утешить Арлана; тем более, когда он тоже втянут в эту ложь.

— Не волнуйся, — вмешивается Эмбер, придерживая дверь, чтобы пропустить нас двоих. — Королева знает, что делает. Она что-нибудь придумает, правда, Одетт?

То, как он смотрит на меня, заставляет думать, что действительно может быть какой-то выход, но я не понимаю, что он имеет в виду. Я списываю его взгляд на желание найти союзника, чтобы успокоить Арлана, и тоже вхожу в лавку.

Лицо Арлана остается мрачным, когда мы выходим оттуда, но на этот раз я не пытаюсь его приободрить, так как мне нечего сказать ему в утешение. Это он останавливается посреди мостовой по пути к следующему магазину и ждет, пока мы обернемся.

— Я ведь только что вернул её, — шепчет он.

В моей груди разверзается дыра — темная, гнилая; дыра, которая засасывает всё и заставляет меня чувствовать себя чудовищно несчастной.