Книга И оживут слова, страница 142 – Наталья Способина

Первые дни казалось, что ничего не случилось. Точно воевода просто уехал к князю Любиму. И только присутствие Златы, которая в первый же день осталась ночевать в старых покоях Радима, да так больше и не ушла, напоминало о том, что Радима в Свири нет.

И ни Улеб, приходивший чуть не каждый день, ни молодые воины, которые разом приподняли головы и стали откровенно поглядывать в ее сторону в отсутствие брата, Всемилу не радовали и не успокаивали. Было ей в ту пору пятнадцать весен. Казалось бы, осталась без строгого присмотра – гуляй,радуйся. Молодость один раз дается. Тут уж война – не война. Время пролетит – не заметишь. Да не гулялось и ни о чем не думалось, кроме как о том, как они там, в злом море. Не было в те два года ни радости, ни тепла. Ничего не было. Казалось, что жизнь в Свири замерла для тех, кто ждал.

В те месяцы Голос звал ее чаще обычного. И было страшно, потому что мать не могла защитить, удержать.

Но два года минули, и море вернуло Радимку. Живым, почти невредимым. Много свирцев полегло в том походе. У Всемилы потом долго в ушах стоял крик, что раздался там… на берегу.

Вскоре Свирь зажила по-старому. Снова зажигались праздничные костры, снова улыбались подружки, снова молодые воины бросали жаркие взгляды. Только не до радости стало с тех пор Всемиле.

Нет, первые дни все шло так хорошо, как и в сказаниях не бывает. Радим – живой, вот он… дома. А сколько радости было – разом подарить все рубахи, что вышила за эти месяцы! Даже не злилась, что оберег, подаренный Златкой взамен порвавшегося в походе, поверх тех рубах теперь красовался. И сама Злата уже так не злила, потому что видела Всемила: она все равно важнее. Она же молодшая, родная кровь. И счастье было таким огромным, что даже Голос отступил, не звал больше.

А потом Всемила заметила его… Нет, она в первый же день узнала, что Радим привез чужеземца. Но не до того ей было, хоть Желана и тащила на чужака посмотреть. Не хотела Всемила. Ну что на него смотреть? Две головы у него, что ли?

Ходил, правда, слух, что это живой хванец. Но Всемила, хоть и слушала с детства сказания о хванах, верила мало. Впрочем, бывало, думала про себя: смогли бы хваны победить Голос? Раз чудесники такие? Но как только приходил Тот, кто всегда зовет, ни о каких хванах она и не вспоминала, потому что точно знала: никто, кроме брата, не поможет.

Потом Радим сам привел хванца в их с матерью дом. Всемила тогда как раз букет зверобоя матери с луга несла, а хванец во дворе был. Всемила и удивиться не успела тому, чем он, вот такой, побратимства воеводы удостоился, как заметила, что хванец гладит Серого. Всемила обмерла, потому что к Серому даже Улеб подойти боялся: пес только семью признавал. Сколько сил потратила Всемила в эту седмицу, чтобы к Радиму его приучить. Получилось только оттого, что, пока Серый рос, Злата рубахи ему да ножны Радимовы таскала.Всемила тогда только смеялась, да, оказалось, зря.

Но сейчас Серый не просто не рычал и не скалился. Он зажмурился и терся лбом о ногу чужака.

– Что ты сделал с моим псом? – вместо приветствия спросила Всемила.

Хванец обернулся и слегка улыбнулся:

– Мы подружились. Я – Олег.

Говорил он странно, нараспев. И еще негромко. Так, что прислушиваться нужно было.

Всемила отчего-то разозлилась. На предателя Серого да на этого… Олега. Молча развернулась и пошла в дом. Подвесив на крюк в сенях связку зверобоя, Всемила пошла на голос Радима. Брат что-то искал в своих покоях и отчитывал котенка за то, что тот стащил его рукавицу. Котенок сидел на откинутой крышке сундука и жевал рукавицу.

– Там твой Олег, – сказала Всемила, подхватывая котенка на руки.

– Да, он меня ждет. Познакомились?